Эрвин Шредингер - Материя и разум

При смерти любого живого существа дух возвращается в духовный мир, тело – в физический. В этом отношении, однако, изменениям подвержены лишь тела. Духовный мир является одним духом, который, как источник света, как бы стоит за физическим миром и, когда рождается какое-либо существо, светит сквозь него как сквозь окно. В зависимости от вида и размера окна, в мир попадает больше или меньше света. Сам свет при этом остается неизменным.

Десять лет назад Олдос Хаксли опубликовал ценный том, озаглавленный им The Perennial Philosophy [21], который является антологией мистики, охватывающей самые разные периоды и самые разные народы. Открыв его на любой странице, вы обнаружите множество красивых высказываний, похожих друг на друга. Поражает волшебная согласованность между людьми различных рас, различных религий, ничего не знающих о существовании друг друга, разделенных веками и тысячелетиями и наибольшими расстояниями, которые только существуют на земном шаре.

Тем не менее, следует заметить, что для западной мысли это учение малопривлекательно, неприятно на вкус, оно получило ярлык ненаучно-фантастического. Да, это так, потому что наша наука – греческая наука – основана на объективации, посредством которой она и отрезала себе путь к адекватному пониманию Субъекта Познания, разума. И я убежден, что это именно та точка, в которой наш ныне существующий способ мышления нуждается в коррекции, быть может, путем переливания крови восточной мысли. Это будет нелегко, нужно опасаться грубых ошибок – переливание крови всегда требует предосторожности, так как возможно образование тромбов. Не хотелось бы потерять достигнутую нашей мыслью логическую точность, аналога которой не существует нигде, ни в одной из эпох.

И все же, можно привести один аргумент в пользу мистического учения об «идентичности» всех разумов друг другу и высшему разуму – в противовес пугающей монадологии Лейбница. Учение об «идентичности» может утверждать, что решающим аргументом в его пользу является тот эмпирический факт, что сознание никогда не ощущается во множественном числе, только в единственном. Не только никто из нас никогда не сталкивался с более чем одним сознанием; более того, отсутствует косвенное свидетельство того, что это вообще когда-либо имело место. Если я скажу, что в одном и том же разуме не может быть более одного сознания, это покажется откровенной тавтологией – мы совершенно не способны представить противоположное.

Тем не менее, существуют случаи или ситуации, в которых мы могли бы ожидать и даже потребовать появления этой непредставимой вещи, если такое вообще может быть. Этот момент я бы хотел обсудить более подробно и подкрепить его цитатами из книги сэра Чарльза Шеррингтона, который был человеком высочайшего гения и в то же время (редкий случай!) здравомыслящим ученым. Насколько я могу судить, он не склонялся к философии Упанишад. Моей целью нижеследующего обсуждения является попытка внести вклад в расчистку пути к ассимиляции в будущем учения об идентичности с нашим научным взглядом на мир, не жертвуя трезвостью и логической точностью.

Только что я говорил, что мы не можем даже представить множественность сознания в одном разуме. Эти слова вполне произносимы, но они не описывают мыслимый опыт. Даже в патологических случаях «раздвоения личности» две персоны попеременно сменяют друг друга, но никогда не выходят на сцену вместе; впрочем, это лишь характерная особенность, помимо всего прочего, они ничего не знают друг о друге.

Когда в кукольном спектакле наших сновидений мы держим в руках ниточки множества актеров, управляя их движением и речью, мы не осознаем, что это так. Лишь один из них является мной – тот, кто видит сон. В нем я говорю и действую непосредственно, при этом я, возможно, с нетерпением ожидаю ответа от другого лица, выполнит ли он мою срочную просьбу или нет. То, что я, вообще-то, мог бы заставить его делать и говорить все, что моей душе угодно, не осознается – на самом деле это не совсем так. Ибо в подобном сне «другим», отважусь предположить, является главным образом изображение какого-то серьезного препятствия, которое мешает мне наяву и над которым у меня нет власти. Странное состояние дел, описанное здесь, является, вполне очевидно, причиной того, что люди древности твердо верили, что они вступают в контакт с людьми, живыми или мертвыми, или, возможно, богами или героями, которых они видят во сне. Это живучий предрассудок. На рубеже шестого века до н.э. Гераклит Эфесский твердо выступил против него, выступил с ясностью, которая нечасто встречается в его местами очень туманных фрагментах. Но Лукреций Кар, который считал себя протагонистом просвещенной мысли, так и не расстался с этим предрассудком, хотя дело было уже в первом веке до н.э. В наши дни такой предрассудок – редкость, но я сомневаюсь, что он изжит полностью.

Разрешите обратиться теперь к чему-то совершенно иному. Я нахожу совершенно невозможным сформулировать мысль о том, каким образом, например, мой собственный сознательный разум (который мне представляется одним ) мог возникнуть в результате интеграции сознаний клеток (или некоторых из них), из которых состоит мое тело, или каким образом в каждый момент моей жизни мой разум является, так сказать, их равнодействующей. Можно подумать, что такое «содружество клеток», которым является каждый из нас, могло бы быть возможностью par excellence [22]для разума проявить свою множественность, если он вообще способен на такое. Выражение «содружество» или «государство клеток» ( Zellstaat ) сегодня уже не считается метафорой. Прислушаемся к тому, что говорит Шеррингтон:

Утверждение, что из клеток, составляющих нас, каждая является индивидуальной эгоцентричной жизнью – не просто фраза. Это не просто удобный способ описания. Клетка как компонент тела – не только визуально ограниченный модуль, это отдельная жизнь, сосредоточенная на себе. Она живет собственной жизнью... Клетка – это отдельная жизнь, и наша жизнь, которая, в свою очередь, является отдельной жизнью, всецело состоит из жизней-клеток [23].

И этот рассказ можно продолжить, углубляясь в подробности и конкретизируя. И патология мозга, и физиологические исследования чувственного восприятия недвусмысленно свидетельствуют в пользу регионального разделения сенсориума на области, далеко идущая независимость которых удивительна, поскольку позволяет нам ожидать, что эти области связаны с областями разума; но это не так. Особенно характерный пример выглядит следующим образом. Если посмотреть на удаленный пейзаж сначала обоими глазами, потом только правым глазом, закрыв левый, и затем наоборот, заметной разницы вы не обнаружите. Во всех трех случаях психическое зрительное пространство одно и то же. Это, конечно же, вполне может быть вызвано тем фактом, что от соответствующих нервных окончаний на сетчатке стимул передается в один и тот же центр, расположенный в мозге, где «производится восприятие» – точно так же, как в моем доме кнопки, расположенные у входной двери и в спальне жены заставляют звенеть один и тот же звонок над дверью кухни. Это наиболее простое объяснение, но оно неправильное.