Дмитрий Галковский - Бесконечный тупик

«Отгадайте, на что я начинаю сердиться? На что? На русский язык и на наших писателей, которые с ним немилосердно поступают. И язык-то по себе плоховат, грубенек, пахнет татарщиной. Что за „ы“? Что за „щ“, что за „ш“, „ший“, „щий“, „при“, „тры“? О варвары!»

Это высказывание Батюшкова было хорошо известно, и что сделал Гоголь? Дал вариацию фонетической темы «батюшков», составив её из этих татарских «при»-«щий».

Это может показаться натяжкой, но вспомним, что бедный Батюшков сошёл с ума, и сохранился рассказ врача Дитриха о том, как везли тяжело больного поэта в Россию. Батюшков смотрел на небо и повторял на итальянском:

«Родина Данте, родина Ариосто, родина Тассо, дорогая моя родина, я ведь тоже художник». А потом попросил остановить экипаж, бросился на траву и долго и горько рыдал: «Маменька! Маменька!»

«Вон небо клубится передо мною … с одной стороны море, с другой Италия; вон и русские избы виднеют … Матушка, спаси твоего бедного сына … Матушка! пожалей о своем больном дитятке».

Примечание к №147

алкаш подумал, что умирает. И стал зачем-то из карманов сигареты вытряхивать

Когда отца парализовало, он стал дома негнущимися пальцами на стол выкладывать смятые рубли, трёшки и карточки спортлото. У отца была мечта: выиграть в спортлото 10 000. Все стены в квартире были завешаны графиками и таблицами – сотни, тысячи разноцветных цифр. В спортлото это я «не верил», но занятия отца считал серьезными. Ещё был доволен, что отец из-за этого пьёт меньше. Сидит всю ночь напролёт, курит, роется в толстых тетрадях, что-то подсчитывает, чертит по линейке. Сейчас, насколько я могу судить, система отца представляется мне добротной, крепкой астрологией. У него было несколько астрологических таблиц, в пересечении которых и таились заветные числа. Замах был широкий – от использования (уж не знаю какого) методов математической логики (он читал книги по теории множеств), до создания некоторой филологической сетки для уловления цифровых ритмов. Для этого он буквенные обозначения цифр складывал в слова и пытался составить из них осмысленные двустишия. Помню одно, у него в тетрадке прочёл:

Люблю икру разную,

Чёрную да красную.

Я хохотал, отец тоже смеялся. А когда лежал в больнице, мать ему носила икру и говорила: «Ну, вот тебе разная, черная да красная».

Каждый тираж отец покупал две карточки и говорил:

– Это я только так, балуюсь. Мне пока материал собрать надо. Вот когда я СЕРЬЁЗНО начну играть… А так это пока прикидка. (423)У меня всё на самоокупаемости. Сколько выигрываю, столько трачу. А есть люди – по 500 карточек покупают.

Отец выигрывал то 3, то 4 номера, но подозреваю, что он их просто перекупал с рук у кассы для «реноме».

Уже больной, он подвёл итог. По самому умеренному раскладу за последние 10 лет он эти мистические 10 000 и пропил.

Розанов всю жизнь отца моего гранитной глыбой придавил:

«В России вся собственность выросла из „выпросил“, или „подарил“, или кого-нибудь „обобрал“. ТРУДА собственности очень мало. И от этого она не крепка и не уважается».

Отменно! И другой поворот вологодского гения. Он писал о своём несчастном детстве:

«Огород большой. Парники… Отчего бы не жить… И развалилось всё. В проклятиях. Отчаянии. Отчего? Не было гармонии. Где? В ДОМЕ. Так „в доме“, а не – „в обществе“, до которого ни нам не дотянуться, ни ему до нас не дотянуться. Как же вы меня убедите в правоте Лассаля и Маркса? И кто нас „притеснял“? Да мы были свободны, как галки в поле…»

Как ни посмотрю на прошлую жизнь – действительно, отчего бы и не жить? Отец и мать зарабатывали по советским меркам неплохо, отец мог ещё подзарабатывать чертёжником. Денег бы хватило. И машину бы купили, ездили к морю. И участок дачный у нас был. Мы бы могли там домик отстроить и отдыхать. Всё было бы хорошо хотя бы на таком материальном уровне. И отец мог бы жить и вот сейчас читать всё это через моё плечо. Я как подумаю об этом – всё внутри сжимается от боли.

Но ведь и я сам такой же, так же транжирю жизнь. Сижу по ночам и составляю гороскопы. А жизнь проходит, проходит. Проходит нелепо, дурашливо. «Это я только так, балуюсь. Вот потом я начну серьёзно». А когда «потом»?

Примечание к №164

Только я подшил в своё дело первый лист, как его вырвали и выбросили в корзину для бумаг.

Сопоставить мой «рисунок» с Гумбертом в «Лолите». Там любовь, страсть, «нимфетка», лежащая на золотистом песке (с чего началось гумбертовское отклонение от нормы). Здесь – какое-то гнусное канцелярское происшествие. С «документом» и «дознанием». И ведь если было бы хоть что-нибудь. (193)Если бы я, например, целовался тогда с соседской девочкой или достал порнографические открытки (а то и чего похлеще). Ведь, в сущности, это же ничего. Это даже НЕИНТЕРЕСНО. И я бы никогда не поверил, не приключись это со мной, что столь малозначительное событие может привести к столь разрушительным последствиям. Тут дело не только в удивительно точно подобранном времени, но и в талантливом исполнении. Если бы не талант отца унижать…

В детстве я всё просил отца сводить меня в кино. А он говорил – что бы вы думали? Махал рукой: «Да будет это у тебя ещё в жизни, будет. Насмотришься!» Я и замолкал, не зная, что ответить. Так и не посмотрел многие фильмы. А сейчас уже неинтересно – старые, детские. Тогда не посмотрел, а теперь поезд ушёл. И любовь. Молодость прошла. А отец всё выходит из кухни и махает рукой: «Да будет это ещё, будет!» Эта интонация и жест у меня остались точно такие же. И кажется отец подходит ко мне в последний раз, хочет обнять трясущимися руками, а я отталкиваю его и махаю: «Да ладно, пап, будет это ещё, будет. Напрощаешься».

Примечание к №152

Нормального дерева уже не получится.

Судьба нахлобучила на меня немецкую раковину. (207)Реальность и возиться со мной не стала, а просто аккуратно вырезала часть моего «я», так что мне потом потребовалось «из себя» реконструировать «любовь». Отсюда её головной, рационалистический характер. Немецкий характер. Сентиментальность и т. д.

Вообще, почему русские всё время притворяются какими-то нациями (210)? Англичанами, французами, немцами, даже татарами и китайцами? – Сам по себе русский в детстве это такое облачко нервов. Из реальности колют булавкой, и оно кричит. Всё зависит от времени – в какое время уколют. Форма кристаллизации зависит от времени, идет оттуда, из этого именно периода. Оттуда идёт определение, охрящевение. Неопределённое «я» определяется извне. Определение начинается с несвободы. Рано или поздно это должно было произойти, так что сам факт был фатален, и отец, следовательно, не причина. По крайней мере, не меньшая причина во мне самом. Я был предрасположен к внешнему определению. И безропотно пошёл на него. Так что можно сказать, что я сам нашёл себе ракушку с немецким закруглением. Показалась она почему-то наиболее удобной для моего случая.