Сэм Грин - Кто здесь власть? Граждане, государство и борьба за Россию

И снова, как и в случае с законом о защите чувств верующих, дискуссия обострилась, когда закон вступил в силу. В январе 2014 года Иван Охлобыстин – священник, ставший популярным комедийным актером, – написал Путину открытое письмо, призвав его дополнить закон о запрете пропаганды гомосексуализма возвращением в Уголовный кодекс статьи за мужеложество 32 . Как и следовало ожидать, риторика таких известных людей, как Охлобыстин и Киселев, придала преступникам храбрости. По данным правозащитников, в 2012 году в российских судах было рассмотрено 33 преступления на почве ненависти к представителям ЛГБТ-сообщества, в 2013 году – 50, в 2014 году – 52, а в 2015 году – 65. 90 из них были убийствами 33 .

Использование законов о защите чувств верующих и запрете пропаганды гомосексуализма в качестве острых вопросов сделало свое дело, углубив идеологический раскол между пропутинским большинством и оппозиционным меньшинством. В октябре 2013 года мы провели онлайн-исследование на выборке из образованных городских жителей – именно той категории избирателей, которая отвернулась от Путина в 2011–2012 годах и симпатии которой Кремль хотел вернуть. Среди прочего мы спросили, как они относятся к двум упомянутым законам, а также за кого они голосовали 34 . Как и ожидалось, поддержка законов зависела от “партийной” принадлежности опрашиваемых. В то время как большинство россиян поддерживало оба закона, сторонники оппозиционеров в три раза чаще сторонников Путина не одобряли каждый из них 35 .

Впрочем, эти острые вопросы справились с задачами не по волшебству, а при поддержке медиа. Зрители государственного телевидения, которое пропагандировало принятие закона о защите чувств верующих и закона о запрете пропаганды гомосексуализма, поддерживали законы гораздо чаще, чем участники опроса, получавшие информацию по другим каналам. Хотя все опрашиваемые проводили некоторое время онлайн, около половины из них написали, что ежедневно смотрят новости по федеральным каналам, а 16 % сообщили, что смотрят их редко или не смотрят вообще. Поразительный уровень корреляции между источником новостей и отношением к законам превосходит даже уровень корреляции между отношением к законам и партийной принадлежностью опрашиваемых 36 .

Само собой, наличие корреляции не позволяет говорить о конкретных причинно-следственных связях. Возможно, выражающие поддержку законам люди просто любят государственное телевидение и чаще смотрят телевизионные новости, а возможно, именно привычка смотреть телевизионные новости делает людей лояльнее к принимаемым законам. На самом деле – и в сравнении с подобными исследованиями в других странах – процесс, вероятно, идет в обоих направлениях. Выражающие поддержку правам ЛГБТ люди реже обращаются к государственным новостным источникам, поскольку считают официальное освещение вопроса неприемлемым. С другой стороны, большинство зрителей государственного телевидения, вполне возможно, не задумываются ни о правах гомосексуалов, ни о правах православных христиан, а потому, когда государственные новости говорят им, что одни права нужно ограничить, а другие поддержать, они быстро соглашаются с услышанным. Какой бы ни была причинно-следственная связь, острые вопросы сеют раздор, разделяя людей на несогласные друг с другом лагеря, создавая разные реальности в разных медиасферах и приводя к формированию коалиций большинства (безмолвствующего, морального или какого угодно еще) против меньшинства. В этом смысле данные показывают, что телевидение играет в процессе важную роль.

И все это, с точки зрения Путина, просто чудесно – пока люди смотрят телевидение.

Примерно в середине президентского срока Медведева – ближе к концу 2009 года – Михаил Зыгарь с друзьями заметили необычную тенденцию.

“Все хвастались, что не смотрят телевидение и давно выбросили телевизоры, – вспоминал Зыгарь. – Сейчас, конечно, этим никого не удивить, но тогда это было в новинку”.

Под “всеми” Зыгарь, само собой, подразумевает людей своего круга – а этот круг уж точно нельзя назвать типичным для России. Зыгарь родился в Москве, рос в Анголе, учился в Каире и получил журналистское образование в престижном Московском государственном институте международных отношений. После этого он стал одним из самых отважных российских иностранных корреспондентов и освещал войны в Ираке, Ливане и Палестине, а также революции на Украине и в Киргизии. Публикуясь в ежедневной газете “Коммерсантъ” и русскоязычной версии журнала Newsweek , Зыгарь вращался в либеральных кругах, которые его и читали. Именно эти круги, как заметили Зыгарь с друзьями, перестали смотреть телевизор.

Очевидным шагом стало основание нового телеканала. В октябре 2010 года Зыгарь, которому было всего 29 лет, стал первым главным редактором нового кабельного и онлайн-канала “Дождь”, поставив перед собой задачу делать то, что больше не желали делать остальные российские телеканалы: вещать в прямом эфире и рассказывать обо всем и обо всех, создавая интересный продукт.

“Я инстинктивно почувствовал, что будет здорово создать что-то новое для себя, для друзей, для тех, кого мы можем считать единомышленниками, – пояснял Зыгарь. – Обращаться к людям нормальным, человеческим языком, а не языком чиновников”.

Постепенно канал начал развиваться. Получив финансирование от Александра Винокурова – весьма успешного банкира и мужа занимавшей должность исполнительного директора канала Натальи Синдеевой, который также делал инвестиции в онлайн-медиапроекты Slon.ru и “Большой город”, – “Дождь” арендовал студию в модном районе старых складов кондитерской фабрики “Красный Октябрь”. На канале показывали интервью со всеми, от не скрывающего своих убеждений рокера Юрия Шевчука до самого президента Медведева. Окончательно закрепиться в медиапространстве “Дождю” помогли протесты на Болотной 2011–2012 годов.

“Болотная дала «Дождю» возможность сыграть роль единственного нормального телеканала России, – сказал Зыгарь, вспоминая, как ему приходилось организовывать освещение событий, считая каждую копейку. – Когда творятся такие вещи, любой нормальный телеканал обязан их освещать. В этом задача журналиста. Если бы протесты на Болотной площади, на проспекте Сахарова и других площадках освещались ведущими СМИ – если бы о них рассказывали по НТВ, Первому каналу, РЕН ТВ или даже Муз-ТВ, – «Дождь» перестал бы существовать. Если бы у нас была конкуренция, никто не стал бы смотреть наши репортажи о действительно важных событиях”.