Константин Кеворкян - Четвёртая власть Третьего Рейха. Нацистская пропаганда и её наследники [litres]

«Современное общество стало создавать важнейший для будущего господства класса собственников механизм – школу нового типа. Эта школа с первого класса делила поток учеников на два «коридора» – одни воспитывались и обучались так, чтобы быть способными к манипуляции чужим сознанием, а другие (большинство) – чтобы быть готовыми легко поддаваться манипуляции», – обращает наше внимание социолог Сергей Кара-Мурза на одну из главных проблем современности (26).

Наглядной иллюстрацией его тезиса служит образовательная система Третьего рейха. При нацистах преподавание в базовых школах строилось по упрощенной схеме: упор делался на изучение предметов технического цикла, гуманитарный цикл сильно сокращался, а иностранные языки не преподавались вовсе.

После четырех лет обучения в общей «Народной школе» происходил отбор наиболее перспективных учеников, обладавших необходимыми признаками арийской расы и проявивших определенные успехи в учебе, для Национально-политических воспитательных учреждений («Наполас»). Их задачей являлось воспитание партийной элиты среднего уровня – для тех, кто мог представлять интересы партии в народе: на фабриках и заводах, в армии и т. п. На время обучения в «Наполас» ученики («юнгманы») получали приемных родителей, что должно было усилить чувство связи с различными социальными слоями, при этом социальное происхождение детей не играло вообще никакой роли. Такие вещи как форменная одежда, приобреталась на деньги СС.

В первой половине дня в «Наполас» шли занятия по предметам с интеллектуальной нагрузкой, затем – по эстетическому воспитанию, и, наконец, спортивные занятия. Таким образом, дети, постоянно перемещаясь по зданию, не находились долгое время в одной аудитории. Оригинальной идеей нужно признать также ремесленные занятия. В частности, ученики подробно изучали все, что связано со строительством, начиная с характеристик материалов, их применения и заканчивая культурно-историческим рассмотрением отдельных памятников архитектуры.

В предпоследний год обучения, когда «юнгманы» считались уже достаточно воспитанными в духе национал-социализма, они могли получить на руки произведения политических противников национал-социализма – сионистов, большевиков, либералов, католических авторов или «монархистов-реакционеров». Разумеется, не ради собственного удовольствия – по их прочтении «юнгманы» должны были выискивать пути и средства опровержения прочитанного. К примеру: «В Германии царит диктатура и тирания! Германия готовится к войне! Немецкая культура раздавлена! Что вы можете ответить на эти провокационные обвинения заграницы?» (27)

Кроме национально-политических воспитательных заведений существовали и особые школы Адольфа Гитлера. Основная разница состояла в том, что выпускники «Наполас» могли выбирать для себя в дальнейшем любую профессию, в то время как ученики школ Адольфа Гитлера готовились исключительно к партийной работе. Все обеспечение этих школ, от учебных материалов и униформы до карманных денег, выдававшихся учащимся, брала на себя партия.

В учебном процессе 15 часов в неделю отводилось занятиям спортом, 22 часа – другим предметам. Среди физических упражнений особенно приветствовались боевые виды спорта – бокс, борьба, фехтование и т. д. Математика, естествознание и прочее преподавались в виде «основ». Больше, чем в обычных школах, уделялось внимание идеологическим предметам и пропаганде: расовое учение, история национал-социалистического движения, биография вождя. Особо в этих специфических учебных заведениях практиковалось изучение иностранных языков – НСДАП готовила функционеров для управления новыми территориями.

Американский корреспондент Говард К. Смит, работавший на радиостанцию Си-би-эс и газету «Нью-Йорк таймс», едко заметил о выпускниках школ Адольфа Гитлера: «Они покидают школу, будучи технически грамотными, сильными, чистоплотными и развитыми физически молодыми людьми, но в плане обладания моральными ценностями их развитие едва ли превосходит развитие орангутанга. Высшая цель, к которой они стремятся, – это героическая смерть» (28). Но, собственно, такой результат и был необходим режиму.

По завершении обязательного школьного образования, всем молодым людям, следовало пройти обязательное трехлетнее обучение в профессионально-техническом училище или техникуме. Данное правило не касалось тех, кто шел служить в вооруженные силы, имперскую службу труда, поступал в университет или «Орденский замок» («Орденсбург»).

«Орденские замки» представляли собой учебные заведения, рассчитанные на лучших учеников школ Адольфа Гитлера. Главными направлениями образования в «Замках» стали расовополитическое, геополитическое и историко-политическое. Кроме того, проводилось спортивное воспитание и обучение верховой езде. Руководитель «Трудового фронта» Роберт Лей считал, что молодые нацистские лидеры должны обучаться верховой езде, поскольку она дает «почувствовать, что ты полностью способен подчинить себе живое существо» (29).

«Орденсбурги» нарушали все общепринятые правила обучения: в них не практиковались экзамены и оценки, по окончании обучения не выдавались аттестаты. Неуспевающие исключались из «Орденского замка» сразу. Романтический ореол этих учебных заведений, располагавшихся в настоящих средневековых рыцарских замках, их малое количество (всего 4), ограниченный прием (250 человек на каждый замок), искусственное нагнетание атмосферы таинственности вокруг ритуалов, окружавших учащихся, вызывали неподдельный интерес у молодежи (30).

Однако интеллектуальный уровень юнкеров «Орденсбургов» оказался весьма низким: лишь один из десяти выпускников впоследствии смог поступить в университет и лишь один из ста заканчивал его. Элита старая – представители дворянских родов Германии – относилась к выпускникам «Орденских замков» с некоторым презрением, т. к. ни школы Адольфа Гитлера, ни «Орденские замки» не давали собственно образования, а лишь подготавливали учеников к жизни партийных бюрократов. Даже такой фанатичный член партии как гауляйтер Заукель ни одному из своих многочисленных сыновей не пожелал избрать эту карьеру. А Борман, напротив, демонстративно определил туда одного сына – в наказание (31).

Типичного представителя новой германской духовной элиты с искренним изумлением описал в своем фронтовом очерке «Учитель музыки» Евгений Петров, один из соавторов той самой дилогии об Остапе Бендере. Во время допроса немецкого военнопленного выяснилось, что он учитель музыки. Писатель начинает разговаривать с ним и с удивлением убеждается, что педагог вообще не знает о существовании иной музыкальной культуры, нежели немецкая. «Гитлер получил то, что хотел. Он воспитал невежду, который убежден, что в мире есть одна лишь Германия, что ни одна страна в мире не имеет и не может иметь своего искусства, что все страны могут быть лишь рабами Германии. Этот молодой невежда совершенно искренне убежден в том, что во Франции нет музыки, подобно тому, как миллионы других молодых немецких невежд совершеннейшим образом убеждены, что и во Франции, и в России, и в Англии, и в Америке, и даже в Италии нет ни живописи, ни науки, ни театра, ни кино, ни литературы» (32).