Константин Кеворкян - Четвёртая власть Третьего Рейха. Нацистская пропаганда и её наследники [litres]

Не отставало в аналогичной деятельности и Министерство иностранных дел Германии. Уже 13 декабря 1939 года вышла в свет «Белая книга» Риббентропа под названием «Документы о причинах войны», изданная сразу на нескольких языках. На что союзники ответили опубликованием своих подборок документов. «Мне, как профессиональному дипломату, доставляло особое удовольствие взять в руки официальные публикации трех правительств – германскую «Белую книгу», британскую «Голубую книгу» и французскую «Желтую книгу». Все они появились после начала войны и отодвинули другие, позволив сравнивать разные тексты» (6).

Разоблачение вражеской пропаганды становилось предметом политических занятий в немецких школах, а редакции газет и журналов были буквально завалены соответствующими материалами. Между тем, среди тех, кто вдохновлял пропаганду западных союзников, не нашлось ни одного человека, кто бы сам отчетливо понимал, зачем и почему они сражаются с Германией. Этот промах стал отправной точкой для пропагандистской кампании Геббельса. Неприятелю на все лады задавали один и тот же вопрос: «Какого черта вы ввязались в дурацкую войну?» (7)

Немецкая пропаганда, стремясь разделить западных союзников, всячески подчеркивала, что конфликт спровоцировала Англия, а немцам и французам делить нечего. «Германские войска обращаются по радио к французским солдатам, стоящим на границе: «Мы не будем стрелять, если вы не будете»…Транспарант с аналогичным содержанием свисает с аэростата» (8). «Вчера в саарской деревушке Оттвейлер немцы похоронили со всеми воинскими почестями лейтенанта французской армии Луи Поля Дешанеля. Его отец был президентом Франции. Офицер погиб, ведя свое подразделение на Западный вал. Немецкий военный оркестр исполнил на его погребении «Марсельезу». Немцы сняли церемонию на пленку и будут использовать эту кинохронику в военных целях, чтобы показать французам, что они ничего не имеют против Франции» (9).

Подобная разлагающая пропаганда, особенно во время «странной войны» давала свои неоспоримые результаты: (25 марта 1940 г.) «Немецкое национальное агентство сообщает сегодня: «На некоторых участках фронта вдоль верхнего Рейна с французской стороны прошли пасхальные демонстрации против войны, которую ведут англичане, что ясно показывает, какой глупостью считают французские войска то, что Германия и Франция из-за происков Британии оказались врагами»» (10).

Позже Геббельс отмечал: «Франция была государством либеральным, и мы имели возможность заразить французский народ идеями пораженчества уже зимой 1939/40 года. Затем она потерпела крах» (11).

«Маленький доктор» мог по праву заявить: «Опытные английские пропагандисты впервые видят противника, которого прежде считали не заслуживающим беспокойства. Их превзошли в области, в которой они прежде были непререкаемыми хозяевами. Национал-социалистическое движение научило немецкую нацию не только защищаться против пропаганды, но использовать ее самим. Мы, немцы, знаем кое-что о пропаганде. Мы владеем пропагандой, которая попадает в цель, которая набралась опыта и закалилась в боях. Мы используем это духовное оружие с радостью и энтузиазмом» (12).

Впрочем, на ответные выпады союзников немцы реагировали не только духовным оружием: «Сегодняшние сводки с фронта сообщают о том, как немецкие пулеметы борются с французскими громкоговорителями! Французы передают вдоль рейнского фронта какие-то записи, которые носят характер личного оскорбления фюрера: на самом деле французы транслировали записи старых речей Гитлера, где он поносил большевиков и Советы» (13).

Война расползалась по Европе, а вместе с ней в пропагандистских спичах появлялись названия все новых стран. Газета «Borsen Zeitung»: «Англия хладнокровно ступает по трупам малых народов. Германия защитит слабые страны от английских бандитов с большой дороги… Норвегия должна понять справедливость действий Германии, предпринятых для обеспечения свободы норвежского народа» (14). А уже 9 апреля 1940 года немецкий радиокомментатор Ганс Фриче мог доложить своей аудитории: «Тот факт, что германские солдаты должны были выполнить свои обязанности в связи с нарушением Англией норвежского нейтралитета, не привел к войне, а окончился мирными действиями. Никто не был ранен, ни один дом не был разрушен, жизнь и ежедневный труд текли обычным путем» (15). Обычная ложь: боевые действия в Норвегии продолжались несколько недель.

Акции устрашения тоже не исключались: «В вечернем германском коммюнике говорится, что «отныне в ответ на каждую бомбардировку мирного германского населения в пять раз большее количество немецких самолетов будут бомбить английские и французские города». Прием, используемый нацистской пропагандой:

1. Такое заявление является частью психологической войны с противником.

2. Цель его – заставить немецких граждан терпеть бомбежки, заверив их, что англичанам и французам живется в пять раз хуже» (16).

Между тем, после поражения Франции Англия оказалась заперта на своем острове и могла лишь огрызаться периодическими бомбардировками немецких городов. «Те же газеты, которые начали смаковать «атаки возмездия» на центр Лондона и опубликовали английские данные о тысячах погибших под немецкими бомбами гражданских лиц, включая сотни детей, сегодня полны праведного негодования: «Ночное преступление англичан против 21 немецкого ребенка – этот кровавый акт взывает о возмездии», «Убийство детей в Бетхеле; отвратительное преступление», «Британский остров убийц ощутит последствия своих преступных бомбардировок». Редакционные статьи комментируют в том же духе: Альбион показал себя кровожадным зверем, которого германский меч уничтожит в интересах не только своего народа, но и всего цивилизованного мира» (17). По ходу дела в немецких газетах британского премьера Уинстона Черчилля именовали исключительно его инициалами «W.C.», то есть буквами, которыми в Германии обозначают ватерклозеты.

Учитывая свои ограниченные возможности для бомбардировок, англичане старались использовать каждую возможность для их максимальной эффективности. Классикой жанра стал случай, когда англичане вовремя узнали о встрече Риббентропа и Молотова во время визита последнего в Германию в 1940 году, и начали бомбардировку точно в тот момент, когда Риббентроп провозгласил тост в честь Молотова. Идеальная точность начала бомбометания, разумеется, стала делом случая, но сам факт произвел впечатление на Советы и запомнился Сталину. «Зачем вы тогда бомбили моего Вячеслава», – вспомнив о том визите, шутливым тоном спросил Сталин у Черчилля в августе 1942 года во время их встречи в Москве (18). «Я всегда считал, что никогда не следует упускать счастливую возможность», – в тон ему ответил британский премьер. Логично.