Фридрих Энгельс - Положение рабочего класса в Англии. По собственным наблюдениям и достоверным источникам

Но довольно! Так застроен весь берег реки Эрк. Это — нагромождённый без всякого плана хаос домов, более или менее близких к разрушению; запущенность внутри домов целиком соответствует окружающей грязи. Как могут живущие здесь люди быть чистоплотными? Ведь даже для удовлетворения самых естественных и повседневных потребностей нет необходимых условий. Отхожих мест здесь так мало, что они каждый день переполняются; или же они расположены слишком далеко, чтобы большинство обитателей могло ими пользоваться. Как этим людям мыться, когда поблизости имеется только грязная вода реки Эрк, а водопровод и колонки есть лишь в «приличных» частях города! Поистине нельзя винить этих илотов современного общества, если их жилища не чище свинарников, расположенных кое–где между их хижинами! Не стыдно же домовладельцам сдавать в наём такие жилища, как шесть или семь подвалов на набережной ниже Скотланд–бридж, пол которых находится по меньшей мере на два фута ниже уровня воды — при низкой воде — реки Эрк, протекающей в каких–нибудь шести футах отсюда, или как верхний этаж в стоящем на противоположном берегу, немного выше моста, угловом доме, нижний этаж которого необитаем и не имеет ни окон, ни дверей! А ведь подобные случаи нередки во всех этих местах, причём нужно заметить, что этот открытый нижний этаж за неимением лучшего постоянно служит отхожим местом для всего околотка!

Оставим Эрк, чтобы снова проникнуть в гущу рабочих жилищ на другой стороне улицы Лонг–Миллгейт, и мы попадаем в более новый квартал, который тянется от церкви Сент–Майклс до Уити–Гров и Шед–Хилл. Здесь, по крайней мере, больше порядка. Вместо хаотической застройки мы находим здесь хоть длинные прямые улицы и тупики или построенные по определённому плану обычно четырёхугольные дворы. Но если там по произволу строился каждый дом, то здесь тот же произвол сказывается в застройке целых улиц и дворов, которые строятся без всякого учёта расположения остальных. Улица идёт то в одну, то в другую сторону, на каждом шагу попадаешь в тупик или в закоулок, который выводит тебя опять туда, откуда ты пришёл, и тот, кто не прожил некоторое время в этом лабиринте, никак в нём не разберётся. Эти улицы и дворы проветриваются, если вообще здесь применимо это слово, так же плохо, как и в районе реки Эрк, и если всё же этот район имеет перед тем какие–то преимущества, — здесь и дома новее, и на некоторых улицах имеются, хоть изредка, сточные канавы, — то зато здесь почти в каждом доме есть заселённый подвал, что на берегу реки Эрк встречается редко именно вследствие того, что там дома более старые и небрежно построенные. В остальном же грязь, кучи мусора и золы, стоячие лужи на улицах встречаются и тут и там, а в квартале, о котором мы говорим теперь, кроме того имеется ещё одно обстоятельство, очень вредно сказывающееся на опрятности населения, — это масса свиней, которые здесь повсюду бродят по улицам, роются в грязи или сидят взаперти в устроенных во дворах маленьких хлевах. Здесь, как и в большинстве других рабочих кварталов Манчестера, колбасники снимают дворы и устраивают в них свинарники; почти в каждом дворе имеется один или несколько таких отгороженных углов, куда обитатели двора бросают все отбросы и нечистоты; свиньи от этого жиреют, а воздух, и без того спёртый в этих застроенных со всех сторон дворах, окончательно портится от гниющих растительных и животных веществ. Через этот квартал проложили широкую, довольно приличную улицу — Миллер–стрит — и таким образом задний план оказался более или менее успешно прикрытым, но стоит только любопытства ради войти в один из многочисленных проходов, ведущих во дворы, чтобы через каждые двадцать шагов наталкиваться на это, в буквальном смысле слова, свинство.

Таков манчестерский Старый город. Перечитывая своё описание, я должен признаться, что не только ничего не преувеличил, но, напротив, ещё недостаточно ярко показал грязь, ветхость, мрачность и противоречащий всем требованиям чистоты, вентиляции и гигиены характер застройки этого района, в котором проживают по меньшей мере двадцать или тридцать, тысяч жителей. И такой квартал находится в центре второго города Англии, первого фабричного города мира! Для того чтобы узнать, каким малым пространством человек может довольствоваться для движения в случае необходимости, каким малым количеством воздуха — и какого воздуха! — для дыхания он в крайнем случае может обойтись, при каком минимуме благоустройства он может существовать, достаточно побывать в Манчестере. Правда, это Старый город, — и на это ссылаются местные жители, когда им говорят об отвратительном состоянии этого ада на земле, — но что же из этого? Ведь то, что более всего вызывает наше отвращение и негодование, всё это здесь — новейшего происхождения, порождение промышленной эпохи . Те несколько сот домов, которые принадлежали к старому Манчестеру, давным–давно оставлены своими первоначальными обитателями; только промышленность загнала в них те полчища рабочих, которые в них теперь ютятся, только промышленность застроила каждый закоулок между этими старыми домами, чтобы разместить массы, которые она привлекала из земледельческих областей и из Ирландии; только промышленность позволяет владельцам этих хлевов сдавать их людям в качестве жилья за высокую плату, эксплуатировать нищету рабочих, разрушать здоровье тысяч людей, чтобы лишь самим обогатиться; только промышленность сделала возможным, чтобы едва освобождённый от крепостной зависимости работник снова стал рассматриваться как неодушевлённый предмет, как вещь , чтобы он загонялся в жилище, которое для всякого другого слишком плохо и которое предоставляется ему за его трудовые деньги до тех пор, пока оно окончательно не развалится; всё это сделала только промышленность, которая без этих рабочих, без их нищеты и рабства не могла бы существовать. Правда, первоначальная планировка этих кварталов была плохая, из них трудно было сделать что–нибудь хорошее. Но что предприняли землевладельцы, что предприняли местные власти, чтобы их улучшить при перестройке? Ничего; наоборот, где только был свободный уголок, они поставили дом, где был лишний выход, они его застроили. С развитием промышленности стоимость земли возросла, и чем больше она росла, тем неразумнее и беспорядочнее застраивался каждый клочок земли, без всякого внимания к здоровью и удобствам жителей, с одной только мыслью о возможно большей прибыли, ибо как ни плоха лачуга, всегда найдется бедняк, который не может заплатить за лучшую . Но ведь это Старый город, и на этом буржуазия успокаивается; посмотрим же, как выглядит Новый город (the New town).