Владимир Пастухов - Революция и конституция в посткоммунистической России. Государство диктатуры люмпен-пролетариата

У российской конституции образца 1993 года есть одно серьезное достоинство — очень сильная вторая глава (о чем было сказано ранее), в которой перечислены с бухгалтерской точностью чуть ли не все существующие в природе права и свободы человека. Но наряду с этим «плюсом», как я уже отмечал, у конституции есть еще и три серьезных «минуса».

— в действующей российской конституции не обозначены четко ключевые конституционные принципы, некоторые из них вообще прямо не сформулированы, некоторые сформулированы очень нечетко, что является поводом для постоянных дискуссий (например, о «третьем» президентском сроке);

— компетенция Конституционного суда Российской Федерации, который в теории мог бы компенсировать «принципиальную диффузность» российской конституции, сильно ограничена — нынешний статус Конституционного суда не позволяет ему полноценно противостоять распространению неконституционных практик;

— третья глава российской конституции, определяющая основные параметры политической системы России, является чересчур общей и абстрактной, что позволяет изменять эти параметры при помощи конституционных законов, не меняя текста основного закона страны.

Собственно, именно эти недостатки действующей конституции, создающие лазейки для недемократических, нелиберальных практик, и должны быть обязательно устранены в ходе конституционной реформы.

Формы, в которых эта реформа будет протекать, во многом зависят от того, будет ли этот процесс мирным. Теоретически для осуществления конституционной реформы могут быть задействованы два механизма: механизм «круглого стола» (мирный вариант) и механизм конституционного собрания (немирный вариант).

Механизм «круглого стола» предполагает диалог «правящего меньшинства» с «бунтующим меньшинством», при котором традиционное, «агрессивно-послушное большинство» сохраняет нейтралитет, выступая, как говорят юристы, в качестве «третьего лица с самостоятельными требованиями». В этом случае может быть достигнут консенсус о механизмах поэтапного демонтажа существующей авторитарной системы (или ее смягчения). В этом же случае согласованные изменения в текст конституции и в основные конституционные законы (избирательные, о судебной системе и другие) могут быть внесены «правящим меньшинством» добровольно-принудительно, через действующие институты (Федеральное Собрание и Президента РФ). Собственно, этот вариант поначалу наиболее всего устраивал оппозицию, но развитие политической ситуации в стране делает его все менее и менее реальным.

Механизм «конституционного собрания» является более жесткой альтернативой варианту с использованием «круглого стола». Он может быть задействован в том случае, если сотрудничество «правящего меньшинства» и «бунтующего меньшинства» окажется невозможным. В этом случае «бунтующему меньшинству» не останется ничего другого, как активнее бороться за вовлечение большинства в конституционный процесс («раскачивать конституционную лодку»). Для этого нужны соответствующие политические инструменты.

Прообраз этих инструментов заложен в самой действующей конституции, которая предусматривает, что в случае необходимости существенно изменить конституцию должно созываться конституционное собрание. Правда, конституция обусловливает созыв конституционного собрания поддержкой тремя пятыми голосов от общего числа членов Совета Федерации и Государственной думы (норма абсурдная по своей сути, так как общее собрание сенаторов и депутатов не является легитимным органом власти). Кроме того, закон о конституционном собрании за двадцать лет существования российской конституции так и не был принят. Тем не менее направление подсказано самой действующей конституцией. Конституция может быть изменена путем активации механизма конституционного собрания. Более того, подготовка такого собрания сама по себе превращается в политическое самоорганизующееся движение.

Если конституционный компромисс не будет найден, то конституционный кризис будет разрешен путем формирования альтернативной конституционной системы, которая вырастет из движения за созыв конституционного собрания. К сожалению, в отличие от механизма «круглого стола», это будет означать фронтальное столкновение двух политических меньшинств, борющихся сегодня за просыпающееся «конституционное большинство», и переход гражданской войны, идущей сегодня в России, в свою завершающую открытую фазу.

Так или иначе «конституционный процесс пошел», и его уже не остановить. Лучшее, что можно сделать в этой ситуации, — это повернуться к нему лицом, оставить на время улицу в покое и заняться вдумчивой организационной и политической работой. Пора возвращать конституцию к жизни. Только самая широкая политическая дискуссия позволит сформулировать какие-то конкретные предложения по изменению конфигурации политической власти. По своему глубинному смыслу эта работа и есть начало строительства настоящего национального государства в России, призванного заменить собой модифицированную изжившую себя империю. Эпоха империи в России прошла, и реанимировать империю, даже либеральную, в ней уже никому не удастся.

Конституция 1993 года, несмотря на свою внешнюю «текстуальную» привлекательность, в принципе могла устроить и генеральных секретарей коммунистической партии, и представителей династии Романовых. И те и другие после некоторой адаптации смогли бы в привычном для себя режиме осуществлять свою абсолютную власть, не стесняясь «присутствия» этого замечательного документа. По сути, Конституция 1993 года находилась в русле идей Манифеста 17 октября, изданного Николаем II, — самодержавие остается незыблемым, но мирится с «вкраплением» в свою ткань чужеродных, декоративных конституционных элементов.

Наверное, это прозвучит для русского уха несколько непривычно, но вообще-то гордость русского посткоммунистического конституционализма — «права человека» — не главное в конституции, а всего лишь юридическая фикция, созданная для того, чтобы обозначить границы применения властью насилия. Как и всякая фикция, она полезна не сама по себе, а лишь в той степени, в какой способна выполнять свое предназначение, — а именно определяет эти самые границы. Но новообращенный русский «либерализм» воспринял концепцию «прав человека» абсолютно, приблизительно так же, как новообращенные дикари — христианство: они соорудили «правам человека» памятник в виде «второй главы» конституции, водрузили его на место поверженных ранее идолов и стали ему молиться. Во всем остальном, помимо гимна «правам человека», Конституция 1993 года воспроизводила политический код Российской империи. А в тех местах, где демократические декларации расходились с имперскими принципами, оказались расставлены многоточия недомолвок, которые впоследствии были заполнены очень скверной антиконституционной практикой. Это была конституция, в которой на поверку не оказалось ничего конституционного.