Дмитрий Медведев - Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965

Слезы потекли по щекам премьер-министра.

— Одному только Богу известно, насколько оно велико, — произнес он. — Я надеюсь, что еще не поздно. Нам осталось лишь продемонстрировать все, на что мы способны!

После чего он пробурчал что-то себе под нос, сжал челюсть, придав лицу выразительный бойцовский вид, и направился в Адмиралтейство, чтобы сформировать первое в своей жизни правительство [288].

О формировании правительства и его деятельности в 1940-м — «одновременно самом блестящем и жутком году в продолжительной британской истории» [289]— Черчилль планировал рассказать во втором томе, который в 1948 году еще только предстояло написать. Автор вновь опирался на свою команду. Правда, роли в ней теперь распределись иначе. Дикин, который на начальном этапе принял относительно небольшое участие в подготовке черновых материалов, приложил на этот раз значительные усилия по доработке и шлифовке готовой рукописи. Исмей, наоборот, много сделал в начале пути, до своего отъезда в мае 1947 года в Индию, продолжив работу только в декабре, после возвращения с субконтинента. Если от Дикина в новый том пошли материалы про англо-французские и советско-германские отношения в 1940 году, а также заметка про Испанию, Исмей поделился собственными воспоминаниями о переговорах союзников в мае — июне 1940 года, а также о посещениях Черчиллем разрушенных в результате авианалетов городов.

В связи с тем, что материалы Исмея основывались на личных воспоминаниях, не обошлось без курьезов. Например, во втором томе есть фрагмент, описывающий визит премьер-министра в Маргит. В результате бомбардировки пострадало несколько зданий. Вид заплаканных жителей, лишившихся крова, произвел на Черчилля впечатление, и на обратном пути он поручил министру финансов подготовить законопроект, чтобы «все убытки от пожара, причиненного вражескими налетами, несло государство и компенсация выплачивалась незамедлительно и полностью» [290].

Описание поездки в Маргит появилось на основе черновика, подготовленного Исмеем. Именно он напомнил своему патрону о широком жесте, который не мог не произвести благоприятного впечатления на читателей. Но нашлись недовольные. Мэр Рамсгета, небольшого городка, расположенного неподалеку от Маргита, заявил, что глава правительства посетил именно его населенный пункт, где и было принято знаменитое решение. С требующим справедливости градоначальником спорить не стали. В следующих изданиях Маргит заменили на Рамсгет [291]. Ошибка сохранился только в русскоязычном переводе, который делался на основе первого издания [292].

В отличие от других членов «Синдката», Исмей появляется на страницах нового тома в качестве одного из участников описываемой драмы. Черчилль признался, что находится в «неоплатном долгу» перед этим человеком. Но генерал в порыве благородства решил расширить благодарственный список и сказать добрые слова о компетентном, бескорыстном и верном Эдварде Бриджесе. Черчилль эту мысль подхватил и добавил, что секретарь кабинета был человеком «исключительной силы, способностей и личного обаяния» [293].

Полезные дополнения сделал также Гордон Аллен. К моменту его прихода в «Синдикат» большая часть первой книги второго тома уже была написана. Однако он смог удачно подключиться к работе, сделав несколько важных уточнений военно-морского аспекта знаменитой эвакуации из Дюнкерка в конце мая — начале июня 1940 года (операция «Динамо»). Также он помог в написании глав про расстрел в июле 1940 года французского флота на базе Мерс-эль-Кебир в заливе Оран, Алжир (операция «Катапульта»), и про неудачную высадку в Дакаре в сентябре того же года (операция «Угроза»), предварительно обсудив кампанию с первым морским лордом адмиралом флота Д жоном Генри Каннингемом (1885–1962) [294]. Тот факт, что материалы обсуждались с первым заместителем ответственного министра, а Аллен при работе над набросками получал доступ в закрытые для других исследователей разделы государственного архива, лишний раз подчеркивал, какое значение в правительстве придавалось произведению и его автору, выступающему едва ли не официальным историком прошедшего конфликта с изложением британской точки зрения.

Значительная роль в создании второго тома принадлежала также Генри Паунэллу. Подготовленные им материалы легли в основу описания битвы за Францию (май — июнь 1940 года), включая их прямое цитирование с выражением «признательности» от автора [295]. В момент крушения Западного фронта генерал возглавлял штаб британских экспедиционных сил, и многие записи были им сделаны на основе личных воспоминаний. Также он использовал собственный дневник, который вел в те напряженные месяцы. Готовя черновики для Черчилля, Паунэлл скрыл факт наличия дневника. И, наверное, к лучшему. Не все решения нового главы правительства в мае 1940 года он встречал с восторгом. Например, есть в его дневниках и такие записи: «Разве никто не может помешать Черчиллю вести себя, как супер-главнокомандующему? <���…> Он понятия не имеет о нашем положении и наших условиях <���…> Он сошел с ума» [296].

Свою лепту внес и Денис Келли. Однако его вклад, по мнению Черчилля, по-прежнему был не столь ощутимым, чтобы воздать ему официальные благодарности при публикации второго тома. И тем не менее Келли стал постепенно занимать все более важное место в проекте. В декабре 1948 года Черчилль повысил ему годовой оклад до одной тысячи двухсот фунтов. Объясняя столь значительную прибавку, он упомянул три основные обязанности архивариуса: «забота об архиве», «специальное и гораздо более трудное поручение по нахождению в архиве документов, необходимых для книги», а также помощь в редактировании [297].

Работа над вторым томом была связана не только с перераспределением ролей внутри «Синдиката», но и с принятием в команду нового члена. Наличие в британском издании «Надвигающейся бури», которое появилось после публикации в США и рассматривалось как эталонное, пятидесяти пяти ошибок [298], красноречиво говорило о том, что творческому коллективу явно не хватает хорошего корректора.

У Черчилля была на примете достойная кандидатура — Чарльз Карлайл Вуд (1875–1959), с которым он работал еще при написании «Мальборо». Вуд уже давно хотел принять участие в проекте и отправил политику не одно письмо с предложением своих услуг. Но тот считал, что обойдется собственными силами. Опечатки первого тома показали, что Черчилль ошибался. В октябре 1948 года по настоятельной просьбе Дикина он все-таки решил встретиться с корректором и впоследствии взял его на работу [299].

Вуд сумел вписаться в команду. По крайней мере, он оказался на своем месте. Что же до отношений с другими членами коллектива, то здесь все обстояло намного сложнее. Скрупулезность, дотошность и педантичность, которые требовались от Вуда в профессиональном плане, наложили отпечаток на его характер. Как следствие, он то утомлял Келли «лишними» вопросами, то поучал Флауэра (к огромному недовольству издателя), то часами что-то обсуждал с Маршем. Причем многие предметы горячих дискуссий не имели строгих правил, и для разрешения спора обычно приходилось обращаться к таким мастерам английской прозы, как Маколей, Гиббон или Карлейль. Черчилль недолюбливал людей подобного типа, и однажды он охарактеризовал Вуда как «неутомимого, ограниченного и невыносимого» человека [300]. Однако личное неприятие в работе отходило на второй план. Вуд пользовался поддержкой автора, а сам процесс корректуры отныне стал называться не иначе, как «вудинг».