Дмитрий Медведев - Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965

— Вам так хочется, чтобы немцы разрушили ваши города? — спросил французский собеседник

— Поймите, — объяснил ему Черчилль, — бомбардировки Оксфорда, Ковентри, Кентербери вызовут в США такую волну возмущения, что Америка вступит в войну! [380]

В этом диалоге вновь проявляется акцент британского премьера на психологическом воздействии конкретных действий. Аналогичной логики он придерживался и во время общения со своими коллегами. «Зрелище бойни и кровавой бани на нашем острове вовлечет США в войну», — сказал он премьер-министрам доминионов в середине июня все того же 1940 года [381].

Вторжения не произошло. Но и без него США не слишком торопились отказываться от своего нейтралитета. Эксперты сравнивали проводимую в 1940 году Вашингтоном политику с поведением военнослужащего, который, хотя и не принимает непосредственного участия в боях, тем не менее не гнушается снимать сапоги и часы с умирающего солдата [382]. Не считая ведения бизнеса — за год войны Великобритания заплатила США наличными почти четыре с половиной миллиарда долларов за продовольствие и материальные средства, — единственным результатом англо-американского союза в тяжелейший для Британии 1940 год стал августовский обмен старых пятидесяти американских эсминцев времен Первой мировой войны на право США использовать в течение девяноста девяти лет восемь британских военно-морских и военно-воздушных баз в северной и южной части Атлантического океана.

Вряд ли эта сделка, по результатам которой к концу 1940 года удалось полностью переоборудовать и подготовить к плаванию только девять из упомянутых пятидесяти эсминцев, может быть расценена, как полноценная помощь. Тем более что и Рузвельт говорил о ней не иначе, как о «приобретении баз для обороны Западного полушария», что категорически «не устраивало» Черчилля. Продолжая играть на струне психологического эффекта, британский политик решил представить получение эсминцев в качестве значительного дипломатического успеха своей страны. В обращении к Рузвельту он отметил, что не собирался заключать с ним «какой-либо контракт, соглашение или сделку, связанную с продажей». В его трактовке, базы были предложены «совершенно независимо от вопроса об эсминцах или какой-либо другой помощи». Эта телеграмма была приведена в «Их звездном часе», как и другие пояснения автора о том, что передача эсминцев «произвела глубокое впечатление во всей Европе». Ведь речь шла о «событии, которое, безусловно, приблизило Соединенные Штаты к нам и к войне <���… > этот шаг свидетельствовал о переходе США из положения нейтральной к положению невоюющей стороны» [383].

Реальность же была менее восторженна и приятна. У американцев тоже были свои претензии к британцам, причем не только в 1940 и 1941 году, но и позднее, когда две англоязычные страны находились, по образному выражению Рузвельта, в «одной лодке». В отчете для Форин-офиса от 6 июля 1942 года сообщалось, что британское посольство в Вашингтоне имеет «фантастически низкую репутацию». Его характеризовали, как «снобистское, заносчивое, высокомерное, темное и сонное» место, «рассадник реакционных и пренебрежительных идей». Негативное мнение сложилось у американской общественности и относительно самих британцев, которых в США воспринимали, как империалистов, «чрезмерно предусмотрительных и враждебным всему новому», пропитанных пораженческими настроениями [384].

Держа фигу недовольства в кармане, американцы зря времени не теряли. Они предпочитали вести тонкую и выдержанную игру. Пока в мае 1940 года Черчилль привыкал к новой должности и пытался побороть внутреннюю оппозицию в военном кабинете, Рузвельт вступил с премьер-министром Канады Макензи Кингом (1874–1950) в секретные переговоры о перебазировании Королевского флота в случае капитуляции Британии из метрополии в страны Содружества. Президента поддержали аналитики из комиссии планирования объединенного штаба, считавшие, что «раз англичане не упускают из виду свои послевоенные интересы», то и «мы должны заботиться о собственных интересах». После капитуляции Франции Конгресс США принял резолюцию о непризнании «перехода какого-либо географического района в Западном полушарии от одной неамериканской державе к другой неамериканской державе». Одновременно США поспешили выступить в роли «опекунов» над теми территориями, чьи метрополии утратили независимость. К весне 1941 года были составлены планы размещения американских военных в Гренландии, Исландии, на Азорских островах и на острове Мартиника. 1940–1941 годы стали решающими в американской внешней политике. «Именно тогда шел высев самых разных идейно-политических культур и их селекция, в том числе американского подвида „мировой ответственности“, который после смерти Рузвельта утратит положительный заряд и выродится в заявку на мировую гегемонию», — указывает отечественный дипломат и историк В. М. Фалин (1926–2018) [385].

Невилл Чемберлен не доверял США, еще в 1937 году выразив свое кредо: «Всегда самым лучшим и безопасным подходом является не ждать от американцев ничего, кроме слов» [386]. Старый лис времен Первой мировой войны Дэвид Ллойд Джордж также не обольщался относительно заокеанской державы, считая, что «США, несомненно, помогут нам всеми средствами, кроме военных» [387]. Какого мнения придерживался Черчилль? По целому ряду причин он был настроен более благодушно. Летом 1940 года Британия начала передачу США новых технологий. В сентябре семь британских ученых, возглавляемых Генри Томасом Тизардом (1885–1959), прибыли в Америку с черным металлическим чемоданчиком, в котором находились чертежи последних модификаций ракет, реактивного двигателя и один из опытных образцов магнетрона, дальнейшее развитие которого позволило разработать компактный радар с возможностью установки на самолетах. Среди переданных технологий содержались также последние наработки в области нового вида вооружения, использующего энергию атома.

Несмотря на реверанс в сторону Вашингтона, Черчилль признавал, что США придерживались отстраненной политики и беспокоились исключительно о собственных интересах. Во время заседания военного кабинета 27 мая 1940 года он отметил, что американцы «практически не оказали нам помощи в войне»; даже увидев, в насколько трудном положении оказалась Великобритания, они больше обеспокоены «потребностями собственной обороны» [388]. «Ваш народ сделал не слишком много», — заявит он в письме своему другу, американскому финансисту Бернарду Баруху (1870–1965), спустя месяц [389]. В декабре 1940 года, отправляя Галифакса послом в США, он будет наставлять экс-главу Форин-офиса, что «мы не получили от Соединенных Штатов ничего, за что бы мы не заплатили, а то, что мы получили, не сыграло большой роли в наiем сопротивлении» [390]. Когда в конце августа 1940 года министр финансов Кингсли Вуд (1881–1943) предложит реквизировать у населения золотые кольца и прочие украшения с целью собрать дополнительно двадцать миллионов фунтов, Черчилль одобрит это предложение, но заметит, что к подобной мере следует обратиться в крайнем случае, когда «нам будет нужен какой-либо привлекающий внимание акт, чтобы пристыдить американцев» [391].