Давид Ван Рейбрук - Против выборов

Собственно, речь идет о совершенно естественном дальнейшем развитии демократии от права голоса к праву высказывания. Этот процесс так же неотвратим, как распространение избирательного права на женщин веком ранее: сначала он вызывает споры, позже становится само собой разумеющимся. В то время как уровень образования высок, как никогда, а информация распространяется быстрее, чем раньше, совершенно нормально, что мы доводим свою демократию до уровня XXI века. Давайте не забывать, что выборы пришли из того времени, когда большинство населения было неграмотно.

Но происходит ли оно на самом деле, такое обновление? Или мы продолжаем маяться с устаревшей системой?

Здесь я могу без ложной скромности указать на 12 изданий книги «Против выборов», тысячи экземпляров которой были распределены по всем муниципальным управлениям в Нидерландах, на многие переводы, которые, в свою очередь, дали повод к дебатам в Осло, Копенгагене, Париже, Лондоне и Берлине и к симпозиумам в бельгийском Сенате, а главное – в Александрийской библиотеке, где двадцать бывших глав государств и правительств вместе с ключевыми фигурами «арабской весны» занимались этой проблемой. Но речь все же идет не о приключениях одной отдельно взятой книги.

Да, на местном уровне есть какие-то подвижки. А на национальном? Если даже в Ирландии и Исландии – в странах, которые дальше всего продвинулись в сфере демократического обновления, – сегодня избранные политики не решаются прислушаться к рекомендациям своих гражданских собраний, то чем мы тогда, собственно говоря, занимаемся? Если во времена колоссального недоверия к партийной политике нигде в Европе политики национального уровня ни на дюйм не приблизились к более взрослому обращению с гражданином, то чем мы тогда, собственно говоря, занимаемся? Если даже Европейский союз в самый критический момент со дня его основания все еще думает, что это «вопрос лучшей коммуникации с гражданином», и не сознает, что сама вертикальная система «сверху вниз» представляет собой основную проблему, то чем мы тогда, собственно говоря, занимаемся?

Демократия – это такая форма правления, при которой народ правит сам. Хотим ли мы, чтобы это когда-нибудь до нас дошло? Проблема не в том, что граждане хотят и могут вместе думать о политике, – ответ на этот вопрос безоговорочно положителен. Проблема в том, что большинство политиков этого все еще не хочет. Они ведут себя так, как французская аристократия в 1788 году, но полагают, что последствия такими же не будут.

Что демократическая система будет обновляться, не подлежит сомнению. Вопрос только в одном: когда? Начнется ли наконец это насущное обновление сейчас, или сначала должен наступить конец демократическим ценностям, должны произойти серьезные беспорядки, насилие или даже крах парламентской системы? Иными словами, займемся мы обновлением до или после аварии? Я долго думал, что еще не поздно, что политики будут достаточно мудры, чтобы ввести необходимые изменения до наступления полного краха, хотя бы только в собственных интересах. Но с лета 2016 года я все больше в этом сомневаюсь. Разумеется, неудобно ремонтировать автомобиль, пока на нем едешь. Но еще труднее ремонтировать его после аварии.

Я пишу это в начале сентября 2016 года. Последние несколько дней я живу в бывшей столице фашизма. Вчера впервые в послевоенной истории Германии правые экстремисты одержали важную победу на выборах: в федеральной земле Мекленбург – Передняя Померания «Альтернатива для Германии», прежде незначительная партия, набрала больше голосов, чем ХДС канцлера Меркель. Можно считать это кульминацией «лета тревоги нашей». Лето 2016 года и без того войдет в историю как лето, когда западная демократия расшиблась о собственные границы. В Великобритании несуразное предвыборное обещание привело к несуразному референдуму (честное, нормальное большинство, никаких обсуждений в парламенте или правительстве) с «Брекзитом» в результате – самое важное политическое событие в Европе со дня падения Берлинской стены в 1989 году. В США едва ли вменяемый madman [108]неожиданно стал кандидатом в президенты от республиканской партии, навсегда изменив тональность политических дебатов в Америке. А турецкий президент Эрдоган после неудачного путча определенно встал в один ряд с такими демократически избранными авторитарными лидерами, как Путин и Орбан.

В Бразилии был отправлен в отставку президент, который когда-то был надеждой всего континента; испанским политикам после двух раундов выборов все еще не удалось сформировать правительство. Во Франции, Нидерландах и Австрии стало еще понятнее, что явно ксенофобские партии при следующих выборах смогут загрести высшую должность. Несколько мерзких нападений со стороны совершенно распущенных индивидов привели к тошнотворной охоте на ведьм в отношении целых групп населения. Присовокупить к этому такие долгосрочные проблемы, как вопрос беженцев, банковский кризис, офшорные зоны, растущее неравенство, судьба Европы, а над всем этим – проблема изменения климата, – и невольно возникнет вопрос: способна ли вообще еще на что-нибудь западная демократическая система?

Три года назад на заключительных страницах своей книги я предупреждал о «длительном периоде высокой нестабильности», который наступит, если мы вовремя не приведем свою демократию в чувство. Я в самом деле не знал, как быстро пойдет процесс. Я надеялся, что ошибаюсь. «Чего же мы ждем?» – написал я в конце своего текста – нетерпеливо, но с надеждой. Я все еще задаюсь этим вопросом, все громче – но надежды все меньше.

Берлин, 5 сентября 2016 года

Замысел этой книги созрел летом 2012 года, когда я прошел Пиренеи с запада на восток. Застряв из-за сильного тумана в деревушке Альдюд (французская Страна Басков), я нашел в бывшей школе экземпляр «Общественного договора» Жан-Жака Руссо. Меня так поразил фрагмент о жеребьевке, что я переписал его себе в записную книжку. Он неделями не выходил у меня из головы. Во время длительного восхождения на высокогорье я мысленно выстраивал структуру своей работы. И все-таки эта книга больше, чем просто les rêveries du promeneur solitaire [109]. Это результат нескольких лет чтения, поездок и выслушивания.

Без опыта, полученного в организации G1000, я никогда не начал бы эту книгу. В феврале 2011 года, когда я решил инициировать в Бельгии этот объемный проект с целью расширить гражданское участие, я еще не знал, что он превратится в такое яркое предприятие, которое многому меня научит. Я многим обязан чрезвычайно вдохновляющей команде, стоящей за этой организацией. Прежде мы (почти) не были знакомы, но я неизменно чувствовал, какая это теплая, умная и расторопная команда. Колумнист Паул Хермант впервые обратил мое внимание на жеребьевку. Специалист по конституции Себастьен Ван Дрогенбрук уже на первом собрании говорил со мной о труде Бернара Манена. Наши методисты Мин Решан и Дидье Калювартс только-только закончили свои диссертации о делиберативной демократии и рассказали мне об экспериментах Джеймса Фишкина. Лидер нашей кампании Като Леонард пришла из телекоммуникационного сектора и во время бесчисленных автомобильных поездок на fundraising events [110]указала мне на растущее значение «сотворчества» и stakeholder management [111]в деловой жизни. Я бережно храню воспоминания об этих бесконечных, полных энтузиазма беседах. Полезно было поговорить и с Бенуа Дереном. Он представлял франкоязычную сторону, а я – фламандскую. Будучи основателем Фонда для будущих поколений, он обладал огромным практическим опытом организации гражданского участия на региональном и европейском уровне. А будучи швейцарским бельгийцем, он зачастую высказывал свежие идеи – как в тот раз, когда на собрании он вслух задался вопросом, почему бы просто не назначать некоторых членов Сената жеребьевкой.