Андрей Мовчан - Россия в эпоху постправды. Здравый смысл против информационного шума

Вопрос:Что бы вы посоветовали руководству страны — как нам развивать экономику? Конечно, я знаю ваше отношение к санкциям, но на фоне безусловно сохраняющихся санкций и в следующем году, на фоне финансового и промышленного эмбарго, на фоне плохих отношений с Европой, с Северной Америкой что нам делать дальше? Точнее, что делать Кремлю и правительству?

Ответ:Я абсолютно не в той позиции, чтобы советовать Кремлю и правительству. Я считаю, что надо исходить из банальной математики. Если вы не можете повышать доходность бизнеса в стране, а правительство очень плохо умеет повышать доходность, инструментов у власти таких нет, то вы можете снижать риски для того, чтобы сделать экономику более привлекательной. Но когда вы снизите риски — а как снижать риски в России, тоже понятно, — то встанет вопрос: вы для кого снизили риски? Нужно же, чтобы кто-то пришел. Если вы закрыли двери перед всеми иностранными инвесторами и сказали «Ну, санкции, это же мы же со всеми поссорились навсегда», то вы можете хоть в ноль снизить риски, все равно никто не придет. Самое страшное в России сегодня то, что нет технологий. Потому что для того, чтобы произвести что-то качественное, нужны технологии и международная кооперация. Не потому, что мы идиоты, а потому, что, пока они занимались технологиями, мы занимались чем угодно другим — не будем сейчас распространяться. Поэтому нам нужны их технологии, нам нужны лицензии, методики, опыт, кадры. Нам нужно идти по корейскому пути — они заимствовали, пускали к себе активно и создавали свою экономику на базе внешней интервенции. И я понимаю, что мы можем сколько угодно плеваться от того, что американцы богаче, но это факт. Сильнее — это факт. Они будут доминировать экономически. Мы можем обидеться на них, но они все равно будут доминировать. И может, лучше не обижаться на них, а кооперироваться каким-то образом? Спрятать свою малообоснованную гордость в карман и научиться скромности ради будущего страны? Я не знаю. Я не политик, я экономист.

Вопрос:Можно ли назвать ресурс, который благотворен для экономики?

Ответ:Если копнуть глубже и задать себе вопрос — как выглядит главное условие для гармоничного развития? — мы с вами обнаружим один ресурс, который по определению не может быть консолидирован, который не может быть переоценен, потому что он сильно распределен внутри общества, который автоматически самовоспроизводится и обладает свойством самонастраиваться. То есть вам не нужно беспокоиться об изменении спроса — это не железная руда, которая не превратится в алюминий, даже если спрос на железо исчезнет. Этот ресурс универсален: если вам вчера нужно было железо — это железо, а если завтра вам нужен будет алюминий — это будет алюминий. Этот ресурс называется «труд». Он обладает свойствами универсального компенсатора, позволяет экономике быть сбалансированной и гармоничной. Все остальные ресурсы значительно ригиднее. Вы не можете из них сделать не то, что они представляют из себя. Сейчас на свете найдется не очень много сторонников мальтузианства — экономиста Мальтуса, который предупреждал, что скоро грядет коллапс из-за того, что ресурсы ограничены, а их стоимость будет становиться все выше. Его экономическая теория была построена на том, что ресурсы дорожают, а труд дешевеет. Но на самом деле это не так. И сейчас очень мало людей придерживаются такой логики. Ресурсы дешевеют, труд — нет (и здесь, конечно, надо сделать оговорку, что в последние 20 лет труд дешевеет по отношению к стоимости ноу-хау — технологий, интеллектуальной собственности, но мы сегодня говорим не про это). В какой-то момент экономистам стало удобно делить экономики на «трудовые» — в которых основным ресурсом будет труд, и «ресурсные». Трудовые экономики сбалансированы, они, как любит говорить Нассим Талеб, антихрупки. Они могут перестраиваться в зависимости от того, как экономика должна жить, и в зависимости от внешних рынков, внутренних рынков, запросов и так далее. Вот это, пожалуй, и есть «позитивный» ресурс — квалифицированные трудовые ресурсы. Что надо, чтобы они существовали? Очень просто: свобода выбора места жительства, занятия, индивидуального проявления себя; большие инвестиции в образование и легкий к нему доступ; развитое здравоохранение; высокий уровень личной безопасности. Задайте себе вопрос про Россию — как развиты перечисленные факторы у нас? — и получите ответ на вопрос, есть ли у нас этот ресурс.

Подытожить данную часть книги правильнее всего этим интервью, которое я дал «Свободе» в апреле 2017 года. Я тогда не мог предполагать, что уже через год нефть таки будет стоить 75 долларов за баррель, а через полтора — 85. Но вне зависимости от этого все, что я говорил, остается в моем представлении верным. Интервью затрагивает много аспектов российской экономики и политики, но в сущности оно — про ресурсы и власть, и название «черное зло» и прямолинейно (про вред нефти), и метафорично (если считать что оно — про действия власти).

«Без вовлечения в отработку трудноизвлекаемых запасов нефти удержать достигнутый уровень добычи после 2020 года будет практически невозможно», — говорится в «Стратегии развития минерально-сырьевой базы Российской Федерации до 2030 года», подготовленной осенью федеральным агентством Роснедра [81] http://www.rosnedra.gov.ru/article/8743.html . — Прим. авт . .

Новых месторождений мало; в 2016 году прирост нефтегазовых запасов находился на уровне добычи. Доля нераспределенного фонда недр с запасами нефти составляет около 6 %, заявил глава Минприроды Сергей Донской, — то есть практически все открытые месторождения распределены между добывающими компаниями.

Разработка трудноизвлекаемых запасов нефти требует иных цен на нефть. Добыча нефти на Арктическом шельфе рентабельнапри 75–100 долларах за баррель. Возможен ли подобный уровень цен в обозримом будущем — неизвестно. Недавний рост цен, вызванный решением стран ОПЕК сократить добычу, был остановлен [82] https://www.bloomberg.com/news/articles/2017–03–22/tudor-pickering-holt-cuts-2018-crude-forecast-to-65-a-barrel . — Прим. авт . немедленным увеличением производства в США сланцевой нефти.

У нас разведывают все меньше серьезных запасов, все имеющиеся — уже в эксплуатации, ничего нового серьезного не находят в последнее время и вряд ли найдут. Почти все месторождения, которые сейчас не эксплуатируют активно, относятся к очень дорогим по себестоимости. Нефтяной ресурс России велик, но при высоких ценах. Проблема еще и в том, что у нас очень неэффективные способы добычи, коэффициент добываемости на 10–15 % ниже, чем в среднем в мире, и этот разрыв для конвенциональной нефти потихоньку растет — в основном потому, что мы пытаемся добыть как можно быстрее в ущерб общему объему извлекаемых запасов в будущем. Поэтому у специалистов есть версия, что через 5–6 лет у России появятся трудности с поддержанием добычи на нынешнем уровне, через 10–15 лет она серьезно сократится, а к 2035 году, по некоторым прогнозам, предельная добыча упадет примерно вдвое.