Олег Главацкий - Крымский выбор

Сначала я был командиром взвода, затем ушел помощником к ставшему крымским премьером Сергею Аксенову. Командующий народным ополчением Михаил Шеремет назначил меня командиром первой роты, которая насчитывала 168 человек. У нас была установлена строгая армейская дисциплина, сухой закон, а из оружия поначалу были только черенки от лопат и щиты, которые нам сделали кузнецы. Мы были, по сути, с голыми руками, но порядок наводили, и по крайней мере на тот момент преступность в Симферополе упала практически до нуля.

В те дни по всему Крыму в ополчение, насколько я знаю, записалось около 2,5 тысяч человек, а неофициально насчитывалось тысяч до 10. Работали бесплатно, питание организовывали сами, помогали знакомые предприниматели и простые крымчане, а форму и оружие нам выдали, когда мы в военкомате приняли присягу. Правда, когда стало ясно, что кровопролития удастся не допустить, оружие мы сдали. Тем не менее на тот момент ополчение было полноценной боевой единицей, а в планах было и формирование полноценной дивизии. Отработав смену на основной работе, люди выходили на дежурство, в патрули, приезжали в штаб на улице Долгоруковской, докладывали об инцидентах и получали конкретные указания. Сергеем Аксеновым перед нами была поставлена задача не допустить того, что произошло в Киеве, а также случаев мародерства, захвата административных зданий, и не пустить в Крым «Правый сектор» и прочих экстремистов, которые тогда уже начинали бесчинствовать в разных регионах Украины.

А еще одним переломным для меня моментом стала Корсуньская трагедия.

23 февраля меня вызвал председатель крымского парламента Владимир Константинов, сообщил о массовом избиении в Черкасской области в ночь с 20 на 21 февраля крымчан, возвращавшихся с акций «Антимайдана», и дал поручение срочно сформировать комиссию по расследованию этого происшествия: «Изучите этот вопрос, соберите сведения о пострадавших на местах, а Верховный Совет окажет всестороннюю помощь!»

Спикер подписал распоряжение о создании комитета по защите прав людей, пострадавших от майдана, и я начал его формирование — пригласил независимого юриста Андрея Чумаченко, которому я очень благодарен за активное участие на общественных началах, подключил других юристов, нескольких депутатов, журналистов. Мы дали в газетах объявления о создании комитета и вскоре получили первые записи видеосъемки, к нам начали приезжать первые пострадавшие, после чего мы поехали в регионы полуострова опрашивать людей. И стало понятно, что произошло нечто ужасное. Оказывается, можно беспрепятственно остановить автобусы, в которых ехало около 350 человек крымчан, избивать палками, и пытать их, и несколько часов издеваться над беззащитными людьми, заставляя их при этом петь гимн Украины только за то, что они просто были на «Антимайдане»! Это было даже страшнее, чем швыряние коктейлей Молотова в бойцов «Беркута», ведь одно дело — силовое противостояние, а совсем другое — глумление над мирными безоружными людьми.

Буквально за две-три недели мы пообщались с более чем тридцатью ребятами, которые были в этих автобусах — проводили опросы, записи, выясняли, у кого из них есть видео или фото с телефонов, но таких было очень мало, потому что телефоны у большинства почти сразу отобрали и разбили. Наша работа осложнялась еще и тем, что в разгромленных автобусах были не только крымчане, но и жители Херсонской и других областей юга Украины, поэтому актуального списка пассажиров не было. Многие садились, просто зная номер своего автобуса — людей из Киева мы забирали спешно, когда началась стрельба. Во время нападения на автобусы под Корсунью части ребят удалось спастись: они убегали по полям, а им стреляли в спину. Некоторые из них дали свидетельские показания, что они видели убитых: тела лежали во рву, мимо которого они пробегали. Что было с этими трупами потом, сколько их было, куда они делись — до сегодняшнего дня никто не знает. Но мы не имеем никаких сведений о людях из Херсона, Николаева, да и всех пострадавших крымчан не смогли переписать. Если родственники погибших из Херсонской области и обращались в правоохранительные органы Украины, то мы об этом не знаем, не было обращений, разумеется, тем более после присоединения Крыма к России. Поэтому на сегодняшний день однозначно трудно сказать утвердительно, были ли на самом деле погибшие, но мы ссылаемся на слова ребят, которые видели трупы, фамилии и адреса их нам известны.

Рассказы пострадавших вызывали ужас и недоумение, могло ли подобное вообще произойти в цивилизованном государстве. Особенно страшно было слушать рассказ женщины, которую не только избили, сломав ей несколько позвонков, но и угрожали подвергнуть групповому изнасилованию…

Андрей Булышкин:

«Утром 20 февраля мы выехали из Мариинского парка (Киев). Из города пришлось выбираться окольными путями: столица была окружена блокпостами. Первый раз попали в переделку возле Белой Церкви. Там наши машины забросали камнями, в одном автобусе разбили стекла. Вдоль обочин стояли вооруженные люди, у многих в руках были бутылки с коктейлем Молотова. Наша колонна, состоящая из семи автобусов, развернулась обратно. Мы не рискнули двигаться дальше. Так доехали до Корсуня-Шевченковского, где нарвались на засаду. Там люди были вооружены намного сильнее, чем под белой Церковью.

Из огнестрельного оружия они палили по окнам автобусов, стекла разлетались вдребезги. В это время другие люди, поджидавшие нас на блокпосту, заливали транспорт вместе с пассажирами бензином, кидали внутрь бутылки с зажигательной смесью. Я заметил, как в автобус закинули петарду, но наш атаман успел выбить ее из салона, чтоб машина не вспыхнула. Мы все были пропитаны горючим. Мокрые, вонючие, выходили по одному на дорогу. Каждого из нас прогоняли сквозь строй вооруженных людей. Нас избивали палками, дубинками. Атаману битой попали в правый висок, крепкий мужчина, он сразу не упал. Тогда его специально сбили с ног, отшвырнули в ров. За ним вышел я — и получил удар в бок, после чего оказался в той же яме, но не лежал, а стоял на коленях. Командиру дали битой по зубам. Людей, лежащих во рву, пинали, несмотря на то что у каждого, кто туда попал, уже была травма. Спросили у меня, почему я в бушлате. Я ответил, что просто так, и за это опять получил удар в бок, в результате четыре ребра было сломано.

За то, что поехал на мирную акцию в Мариинский парк в почтенном возрасте, в 54 года, получил ботинком с металлической пластиной по лицу. Сломали челюсть, выбили два зуба. У парня, который лежал рядом со мной, сняли берцы, сказали: „Отправим трофей на Майдан“. Забрали и носки, вынудив ходить молодого человека босиком по битым стеклам в автобусе. И все время — побои: то палкой по голове, то дубинкой по спине. Мы уже не просили перестать бить — просили не убивать. Когда нас наконец отпустили, мы отъехали от страшного места всего несколько километров: наш транспорт разбили, фары выбили, приходилось освещать трассу фонариком, но так передвигаться было опасно. За селом водители ушли, оставив нас в автобусе одних.