Джона Голдберг - Либеральный фашизм

В своей работе «Демократия в Америке» (Democracy in America) известный исследователь демократии и капитализма Алекс де Токвилль предупреждал: «Не следует забывать, что наибольшую опасность представляет порабощение людей в мелких составляющих их жизни. Что касается меня, то я склонен полагать, что в большом свобода необходима меньше, чем в малом» [30] Tocqueville A., de. Democracy in America. N. Y: Knopf, 1994. Vol. 2. P. 320. . Складывается такое впечатление, что в этой стране иерархию Токвилля выстроили в обратном порядке. Мы все должны потерять нашу свободу в мелочах для того, чтобы горстка людей могла пользоваться своей свободой в полной мере.

Из поколения в поколение главным источником представлений человечества о мрачном будущем была книга Джорджа Оруэлла «1984». Это был исключительно «мужской» кошмар фашистской жестокости. Но с распадом Советского Союза и уходом со сцены великих фашистских и коммунистических диктатур XX века кошмарный образ будущего в духе «1984» постепенно рассеивается. Вместе с тем статус главной пророческой книги приобретает произведение Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» (Brave New World). По мере того как мы расшифровываем геном человека и совершенствуем способы делать людей счастливыми при помощи развлекательных телепередач и психотропных препаратов, политика все больше становится средством для доставки расфасованной радости. Политическая система Америки раньше была нацелена на поиски счастья. Сейчас все больше и больше людей не хотят искать счастье самостоятельно, но предпочли бы, чтобы его им доставили. И хотя в течение многих поколений этот вопрос был темой школьных сочинений по английскому языку, мы до сих пор не стали ближе к ответу: чем на самом деле так плох «дивный новый мир»?

А вот чем: это «золото для дураков». Мысль о том, что мы сможем получить рай на земле благодаря фармакологии и нейробиологии, настолько же утопична по своей сути, как и надежда марксистов на то, что идеальный мир можно построить за счет перераспределения средств производства. История тоталитаризма — это история попыток преодолеть природу человека и создать общество, в котором наше важнейшее предназначение и судьба реализуются просто в силу того, что мы живем в нем. Однако это невозможно. Даже если данное стремление облекается в очень гуманную и достойную форму (как часто бывает в либеральном фашизме), оно в любом случае окажется разновидностью «благой» тирании, когда некоторые люди пытаются навязать свои идеи добра и счастья тем, кто вполне может их не разделять.

Введение такого нового термина, как «либеральный фашизм», конечно же, требует объяснения. Многие критики, несомненно, увидят в нем неуклюжий оксюморон [31] Оксюморон (от гр. oxymoron — «остроумно-глупый») — стилистический прием, сочетание слов с противоположным значением, образующее новое смысловое целое. . Однако на самом деле первым этот термин использовал не я. Эта честь выпала на долю Герберта Уэллса, который относится к числу тех, кто оказал наибольшее влияние на развитие прогрессивного движения в XX веке (и вдохновил Хаксли на создание романа «О дивный новый мир»). Уэллс использовал эту фразу не как обвинительное заключение, а как знак уважения. «Прогрессивисты должны стать “либеральными фашистами” и “просвещенными нацистами”», — сказал он в своей речи, обращенной к молодым либералам в Оксфорде в июле 1932 года [32] Coupland P. H. G. Wells’s Liberal Fascism // Journal of Contemporary History 35. 2000. Oct. No. 4. P. 549. .

Уэллс был ведущим голосом в тот период истории, который я называю «фашистским моментом». Тогда многие западные элиты горели желанием сменить церковь и королевскую власть на логарифмические линейки и промышленные армии. На протяжении всей своей деятельности он отстаивал идею, согласно которой особые люди, называемые учеными, священниками, воинами и даже самураями, должны навязывать прогресс массам для создания «новой республики» или «мировой теократии». Только благодаря воинствующему прогрессивизму, под какой бы личиной он ни выступал, человечество могло достигнуть царства Божьего. Попросту говоря, Уэллс поддался тоталитарному искушению. «Мне никогда не удавалось полностью освободиться из плена его беспощадной логики», — заявлял он [33] Теология Уэллса была, мягко говоря, еретической. Он утверждал, что Бог не всемогущ, а, скорее, является союзником человека, который «борется и противодействует злу» (Wells H. G. God, the Invisible King. N. Y: Macmillan, 1917. P. XIV). Его Бог также был Богом империализма и завоевания. .

Фашизм, так же как прогрессивизм и коммунизм, является экспансионистским по своей сути в силу того, что не видит никаких естественных преград для своих амбиций. Применительно к самым жестким его разновидностям, наподобие так называемого исламофашизма, это абсолютно очевидно. Но прогрессивизм тоже предусматривает создание нового мирового порядка. По словам Вудро Вильсона, Первая мировая война была «крестовым походом» с целью освобождения всего мира. Даже мирно настроенный госсекретарь при Вильсоне Уильям Дженнингс Брайан не мог отделаться от его концепции христианского мирового порядка с глобальным запретом алкоголя в придачу.

Однако в ответ на все это можно возразить: «Ну и что?» Конечно, интересно узнать, что некоторые давно почившие либералы и прогрессисты придерживались тех или иных взглядов, но каким образом это относится к современным либералам? На ум приходят два ответа. Правда, первый из них не является ответом в полной мере. Американские консерваторы должны нести историю своего движения (как реальную, так и предполагаемую), как тяжкую ношу. В рядах элитных либеральных журналистов и ученых не переводятся бесстрашные писаки, которые указывают на «тайные истории» и «будоражащие отголоски» в анналах истории консервативного направления. Связи с покойными ныне представителями правых сил, даже самые незначительные и неопределенные, предъявляются в качестве доказательства того, что консерваторы сегодняшнего дня продолжают их гнусное дело. Почему же тогда считается тривиальным указывать на наличие на чердаках либералов собственных призраков, особенно в тех случаях, когда те оказываются создателями современного государства всеобщего благосостояния?

Что закладывает основу для второго ответа. Либерализм, в отличие от консерватизма, не проявляет интереса к своей интеллектуальной истории. Однако это не делает его менее обязанным своим предшественникам. Либерализм опирается на плечи собственных гигантов и при этом полагает, что его ноги прочно стоят на земле. Его предположения и устремления восходят непосредственно к «Прогрессивной эре» [34] «Прогрессивная эра» — период в истории США (1900-1914), в течение которого формировалось движение «среднего класса» против монополий под лозунгом прогрессивных преобразований. , причем данный факт подтверждается тенденцией либералов к использованию слова «прогрессивный» при любом упоминании своих основополагающих убеждений и учреждений, формирующих идеологию данного движения («Прогрессивный журнал», Институт прогрессивной политики, Центр за американский прогресс и т. д.). Я просто сражаюсь за выбор либералов. Именно либералы всегда настаивали на том, что консерватизм имеет связи с фашизмом. Они утверждают, что модели свободной рыночной экономики по сути фашистские и что по этой причине их собственные экономические теории следует считать более добродетельными, даже если на самом деле все наоборот.