Алексей Пушков - Глобальные шахматы. Русская партия

Горбачев и его окружение выбрали другой путь. По необъяснимым причинам была избрана стратегия полного доверия к нашим западным контрагентам. Это была позиция именно Горбачева, и довольно странная. Вполне мотивирован и объясним его курс на отказ от наследия «холодной войны», который открывал для граждан внешний мир, избавлял от излишней подозрительности, давал новые возможности. В этом было здравое начало. Но принципиальный отказ от отстаивания государственных позиций обескураживает даже людей со взглядами, далекими от советской идеологии, а просто патриотически настроенных. Ведь уже очевидно, что по многим важным вопросам нас обманули. И почему была выбрана именно эта стратегия «тотального доверия», так и остается непонятным.

Здесь уместно вспомнить один эпизод, который мне в свое время пересказал дипломат Александр Бессмертных (короткое время, с января до августа 1991 года, после ухода в отставку Эдуарда Шеварднадзе, он возглавлял МИД СССР). Эта история произошла во время переговоров, на которых он присутствовал в качестве нашего посла в США, между госсекретарем США Джеймсом Бейкером и Горбачевым, вскоре после падения Берлинской стены. Бейкер приехал в Москву по поручению Джорджа Буша — старшего добиться согласия Горбачева на воссоединение Германии. США рассматривали этот вопрос как важнейший элемент победы в «холодной войне».

Это был конец 1989 года. Берлинская стена была разрушена, но СССР еще сохранял в Германии 350-тысячную группировку войск. Никто не хотел идти по насильственному пути. В ГДР еще оставались государственные структуры, многие люди в них по-прежнему работали. Вопрос о воссоединении Германии был тогда отнюдь не решен. Одно дело открыть границу или, допустим, снизить контроль за границей. И совсем другое воссоединить два государства.

Бейкер приехал в Москву торговаться, искать компромиссный вариант. Он сказал Горбачеву: мы прекрасно понимаем, что воссоединение Германии вы воспринимаете как угрозу для своей безопасности. Мы можем дать свои гарантии. Первое: НАТО «ни на дюйм» не продвинется на Восток — как было на территории ФРГ, так там и останется. Второе: США готовы вообще не допускать никакого размещения войск НАТО за пределами той зоны, в которой они сейчас находятся. Мы готовы дать письменные гарантии. Но хотим точно знать, что нужно вам.

У нас были разные варианты. Мы могли, например, потребовать выхода ФРГ из НАТО и закрепления внеблокового статуса объединенной Германии. Не факт, что американцы на это пошли бы, но такие условия выдвинуть было возможно. Можно было вообще вести речь о создании своего рода буфера — пояса нейтральных государств в центре Европы. Это была бы страховка на случай нового похолодания отношений с Западом. Тем более что уже тогда было очевидно: Варшавский договор, скорее всего, перестанет существовать.

Мы могли настаивать и на том, чтобы НАТО в дальнейшем не продвинулось ни на дюйм к востоку от его тогдашних границ, как, собственно, предлагал Бейкер.

Для большей гарантии можно было потребовать принятие официальной декларации, провести крупную конференцию, скажем, в Хельсинки, что-то вроде Хельсинки-2, где были бы провозглашены новые договоренности и была бы принята важная декларация, которая, даже не будучи юридическим документом, обязывала бы к соблюдению определенных правил обе стороны переговоров.

Но ничего подобного Бейкеру ни Горбачев, ни Шеварднадзе, который возглавлял МИД СССР, не предъявляют. Госсекретарь в замешательстве. Он пытается что-то выбить у русских переговорщиков, хоть какое-то их дополнительное условие, чтобы договоренность имела более прочную основу, но ничего не получает. От Горбачева он просто слышит: «Хорошо, мы согласны».

Бейкер возвращается в Вашингтон, передает итоги переговоров президенту Бушу. Тот сперва не верит, что все так просто. Не выдвинули никаких условий? Их устраивает то, что ты сказал? Им достаточно одних словесных заверений?! Это ведь всего лишь личные обещания, они ничего не стоят, остаются, так сказать, в переговорном кабинете.

«Не может быть, — говорит Буш Бейкеру, — русские играют в какую-то двойную игру. Поезжай снова, они что-то задумали. Я не могу допустить срыва объединения Германии. Я готов им дать любую цену, все что попросит но чтобы объединение состоялось».

Бейкер приезжает второй раз, вновь проводит переговоры с Горбачевым. На них вновь присутствует Бессмертных. Московские визави Бейкера повторяют: «Хорошо, нас все устраивает. Мы ведь с вами друзья». И Шеварнадзе произносит сакраментальную фразу: «Мы с друзьями не торгуемся».

Так советское руководство отдало «друзьям» ГДР. Сейчас, ретроспективно, можно выдвинуть три версии, почему оно так поступило. Первая: Горбачев к этому времени уже начал терять контроль внутри страны (до конца его правления оставалось меньше двух лет, до путча полтора года). Обвальные изменения политического ландшафта в СССР привели к тому, что он уже не имел ни интеллектуальных, ни душевных сил заниматься проработкой и отстаиванием позиций в диалоге с Западом. Колоссальная перегрузка, слишком много всего надо решать внутри страны — не до внешних событий.

Вторая версия: основной переговорщик, глава МИД СССР Шеварднадзе, уже тогда встал на путь государственного предательства, если называть вещи своими именами. Как человек хитрый и опытный, понимая, к чему движется ситуация в СССР, он уже тогда решил сделать ставку на Соединенные Штаты. Он мог прогнозировать распад СССР и появление независимой Грузии (которая все бурлила после апрельских событий уходящего 1989 года). И Шеварднадзе, долго возглавлявший Грузию как первый секретарь Компартии, имел основания полагать, что возглавит уже независимую республику и станет привилегированным партнером США. Как это в итоге и произошло. Иными словами, уже тогда он вел свою политическую игру.

Но это никак не объясняет позицию Горбачева. Шеварднадзе мог позволить себе начать такую игру, но только в том случае, если не было противодействия со стороны главы государства.

Третья трактовка, которую можно предложить, это полное непонимание Горбачевым логики внешней политики. Непонимание того, что внешняя политика не зависит от личных обещаний Джорджа Буша-старшего или Джеймса Бейкера.

Есть знаменитое высказывание лорда Пальмерстона: «У Англии нет вечных союзников и вечных врагов, у нее есть вечные интересы». Постоянный интерес нашей страны, будь то Российская империя, Советский Союз или нынешняя Россия, состоит в том, чтобы удерживать наши международные позиции, а если эти позиции по каким-то причинам удержать невозможно, то получить максимальные компенсации. Наличие 350-тысячной военной группировки на территории Германии было колоссальным рычагом, что прекрасно понимали в Вашингтоне. К тому же на тот момент с окончания Второй мировой прошло не так уж и много времени — всего 44 года. Наличие такой группировки было гарантией сохранения послевоенных договоренностей, гарантией и от возможных реваншистских настроений в самой Германии. Все это было признано в Ялте и Потсдаме, зафиксировано в международных пактах. Мы на полных правах находились в Германии, мы ее не завоевали, а освободили от фашизма. И точно так же, как американцы, англичане и французы находились на территории ФРГ, мы находились на территории Восточной Германии, осуществляя наши союзнические прерогативы, юридически признанные всем миром.