Леонид Баткин - Конституционные идеи Андрея Сахарова (сборник)

Как только движение к национальному возрождению разлучается с развитием демократии, конституционные методы заменяются насилием и экстремизмом, резко возрастает такая опасность. Как только замедляется или искажается развитие демократических институтов, сразу же расширяется арена и для движения под (очень старым) лозунгом «моя нация — превыше всего» и для стремления свернуть на протоптанную, но безнадежную дорогу применения «стального кулака». Экстремизм готовит почву тирании. Во многих нормах проекта Конституции А. Д. Сахарова — ключ к реализации идеи о кардинальной перестройке федеративного устройства нашего государства на новой, подлинно демократической основе.

Совокупность норм проекта, раскрывающих структуру и функции центральных органов власти, исходит из выдержавшей проверку временем на прочность теории разделения и независимости трех полноправных структур государственной власти: законодательной, исполнительной и судебной. Многообразие форм собственности, утверждение рыночного механизма и конкуренции производителей — важные черты этого раздела проекта Конституции, развивающего экономическую основу демократии.

Таковы лишь некоторые характеристики проекта Конституции. Что ждет этот проект? Ясно одно — с ним можно соглашаться, можно спорить, но игнорировать его невозможно. Это событие не только правового, интеллектуального характера, это не только политическое явление, хотя ясно, что отныне ни одно решение в области конституционного права, ни одна новелла в законодательстве не могут быть приняты без (как минимум) соотнесения с «сахаровским проектом». Главное то, что проект Конституции А. Д. Сахарова — это ступень нашего нравственного, духовного прогресса. И еще одно: право не только (и не столько) лишь объективная норма, лишь внешний для нас запрет. Без правового сознания, без искреннего и глубокого правового чувства оно ненадежно и пусто. Не став элементом культуры, социальной ценностью, характеристикой мировоззрения, не войдя в духовную структуру личности, оно может остаться всего лишь «надзирающим оком», чуждым для нас и не уважаемым нами.

Поэтому основная моя надежда в том, что вслед за обращением к праву Андрея Дмитриевича Сахарова — человека, воплотившего в себе совесть народа, лучшие черты русского интеллигента, — идея права, столь блестяще выраженная им в собственном проекте Конституции, будет наконец осознана как величайшая ценность цивилизованного человечества, как единственно возможный алгоритм программы очеловечивания общества, если мы и в самом деле имеем шанс когда-либо стать свободными и полноправными гражданами мирной и процветающей страны.

Эта книга называется «Конституционные идеи Андрея Сахарова». В ее основе — «Конституция Союза Советских Республик Европы и Азии», под текстом которой напечатано: «Проект подготовлен А. Д. Сахаровым». Даты нет. Я хочу ее проставить — 14 декабря 1989 года. Спустя, условно говоря, 164 года после той — первой! Название книги, как и она сама, родилось после смерти автора проекта. Предложила название я, хотя меня смущает в нем некая двойственность, как будто участники сборника не до конца знают, что предлагается читателю — «идеи» и их толкование или «проект». Предлагается «проект Конституции». И не только для ознакомления, а чтоб подумать, сравнить с прошлыми нашими Конституциями, обсудить. Понять, какой Основной Закон у нас был. Почему наши руководители в одних случаях держат сталинско-брежневскую Конституцию за икону, на которую молятся, а в других — легко, вроде как на бегу, ее перекраивают. Подумать, что перестраиваем и что хотим построить. Вспомнить наконец, для кого создаются Конституции и кого призваны защищать — партии, правительства, государство или — народы и людей.

Проект Конституции Сахарова был опубликован в декабре 1989 года в четырех официальных изданиях и перепечатан некоторыми неформальными. Но я не видела ни одной заметки, обсуждавшей его. Не упоминало о нем телевидение в частых сейчас диспутах депутатов и кандидатов в депутаты. Думаю, что проблемы конституционного устройства страны волнуют их. Но похоже, что острая общая ситуация, неожиданность некоторых поставленных перед ними вопросов, напряжение, с которым проходят заседания Верховного Совета, затянули их, как водоворот. И работа над Конституцией может не начаться еще долго. Но пока не будет Конституции, мы будем перестраивать наше прошлое, не зная, что собираемся построить. И стоит ли вообще копья ломать и огород городить!

Задачу этой книги я вижу в том, чтобы она стала приглашением к дискуссии. Сейчас, а не тогда, когда будет опубликован — «вынесен на всенародное обсуждение» или, как теперь принято говорить, «чтобы посоветоваться с народом» — официальный «Проект Конституции», — по-обычному безымянный. И мы всем обществом, от народных депутатов до пенсионеров, станем торопливо латать его. Мне легче, чем тем, кого книга приглашает к дискуссии. Я принимаю проект полностью. Это та Конституция, какую я бы хотела для нашей страны.

Я расскажу, что у меня на памяти. Издалека. В 1971 году, в канун открытия XXIV съезда КПСС, я пришла домой с работы в восьмом часу. Встревоженная мама сказала, что звонила Ира Кристи — у Валерия Чалидзе обыск. Не скинув пальто, я вынула из авоськи мясо и еще что-то, требующее холодильника, добавила к хлебу, колбасе и сыру, там уже лежавшим, чай и конфеты и поехала на Сивцев Вражек. У подъезда дома общества «Россия» (всегда всплывала строчка: «Вот парадный подъезд…») я столкнулась с академиком Сахаровым. Мы прошли полумарш лестницы до лифта и, пока вызывали его, Андрей Дмитриевич сказал, что у Буковского тоже обыск, но он решил ехать сюда. Лифт не пришел. Подымаясь на последний, пятый этаж (а этажи в этом доме дореволюционные), подумала, что лифт выключен специально для Сахарова — так медленно он шел. На площадке около двери стояли милиционеры и две Иры — Белгородская и Кристи. Почти сразу вслед за нами пришел Ефимов. Я мало его знала и имени не помню. После короткого объяснения с милиционерами нас не впустили в квартиру, когда-то барскую, теперь многокомнатную коммуналку, где Валерий занимал одну большую, темноватую, неухоженную комнату, напоминавшую ленинградские послеблокадные.

Андрей Дмитриевич стал мерить шагами лестничную площадку. Остальные маялись, привалясь к стенке, и перебирали вслух фамилии людей, у которых тоже, возможно, идут обыски. Ефимов несколько раз бегал на улицу к автомату. И мы облегченно вздыхали, когда он сообщал, что все в порядке. Один раз вместе с ним, когда лифт вновь заработал, на улицу вышел Андрей Дмитриевич. Возвратясь, они встали близко от меня, опираясь на лестничные перила и продолжая начатый раньше разговор. Я невольно слышала (и слушала) его.