Владимир Павленко - Мифы «устойчивого развития». «Глобальное потепление» или «ползучий» глобальный переворот?

Возвращаясь к состоявшемуся в Стокгольме международному форуму, отметим, что в итоговых документах Конференции по окружающей среде был подтвержден провозглашенный Уставом ООН принцип национального суверенитета над природными ресурсами. Хотя и проделано это было с явной оглядкой на Москву. Тем не менее в документах конференции содержалась некая двусмысленность, недоговоренность, которая позволила начать постепенное выхолащивание этого суверенитета. Право государств на управление собственными природными ресурсами, в полном соответствии с предначертаниями Атлантической хартии, начало мягко, но последовательно ограничиваться. Проделывалось это с помощью потихоньку интернационализировавших эту проблему тезисов Декларации о необходимости «сохранения природных ресурсов для будущих поколений» (принцип 2), «сохранения способности Земли воспроизводить их возобновляемые» виды (принцип 3), а также «бережного использования и (sic!) справедливого распределения выгод от их разработки» 312 (принцип 5). (Выдел. — Авт.).

Иначе говоря, три из пяти принципов Декларации под тем или иным углом зрения затрагивали вопросы, связанные с природными ресурсами. Еще один (принцип 4) касался сохранения живой природы, а самый первый (принцип 1) выводил экологическую проблематику на уровень «большой политики», требуя увязки темы окружающей среды с темой прав человека — «недопустимостью апартеида, сегрегации, различных форм угнетения и т. д.» 313 .

Соединение апологии прав человека с темой природных ресурсов, как убедимся при рассмотрении доклада «Наше глобальное соседство» (глава 9), является подходом к теме «глобальных налогов» (§ 9.5), тесно увязываемых с рыночной экономикой как принципом. Отметим, что проблематика, затронутая конференцией, буквально на наших глазах соединяет между собой понятия, составляющие основу общественных представлений об «устойчивом развитии».

То же самое относится и к Стокгольмскому плану действий. Первый раздел этого документа касался введения «оценок состояния окружающей среды», второй требовал «управления окружающей средой», третий — «выявления и (sic!) контроля глобальных загрязнений», а четвертый апеллировал к «экологическому образованию, культуре и информации». Пятый, главный раздел посвящался «развитию и окружающей среде» 314 (курс. — Авт.).

Общее, что имеется во всех рассмотренных Конференцией вопросах, — продвижение к установлению неких глобальных, обязательных для всех унифицирующих стандартов и параметров взаимоотношений с окружающей средой. От них «ниточка» протягивалась к соответствующей идеологической и информационной работе, для которой отыскивались «общепринятые» основания, подменявшие национально-государственные интересы. А отсюда недалеко было и до постановки вопроса об «общем пользовании» природными ресурсами. Тем более что приоритет принципа суверенитета над ними, как видим, заблаговременно ставился под некое сомнение. Он вроде бы и не отвергался, но в то же время говорилось о «справедливости распределения». Ограничение как бы не очень жесткое и не правовое, но налагающее некие моральные обязательства, претендующие на «общепризнанность». А это всегда опаснее четких институциональных запретов и директив, ибо толкуется, как правило, не «от и до», а предельно широко, создавая пространство для формирования с помощью специальных средств необходимого заказчику общественного мнения — осуждающего или одобряющего.

В заключение пятым разделом Стокгольмского плана «окружающая среда» без обиняков увязывалась с «развитием», то есть, как мы установили, с экономикой и политикой. Сегодня мы уже знаем, что именно это называется «устойчивым развитием». Тогда же, в 1972 году, во избежание протестов из Москвы о подобном вслух не заговаривали, но сам термин — пусть не «устойчивое развитие», а «глобальное равновесие», как следует из «Пределов роста», уже существовал.

Вряд ли случайно, что Советский Союз, представители которого входили в оргкомитет конференции, участия в ней так и не принял. Причем по независящей от него причине — ввиду отказа организаторов принять делегацию ГДР. Чьим-то решением нашей стране, являющейся обладателем практически половины мировых природных ресурсов, были выдвинуты заведомо унизительные и потому неприемлемые политические условия. Иначе говоря, нас в Стокгольме не ждали и готовы были обсуждать важнейшую для Москвы проблематику за ее спиной.

Очевидно, что простым совпадением не является и опубликование в том же 1972 году самого доклада «Пределы роста». В вопросе о природных ресурсах выводы этого документа Римского клуба не только совпадали с выводами стокгольмской конференции, но и, как мы убедились, распространяли глобальный подход на продовольственную, гуманитарную и разоруженческую сферы.

Иначе говоря, главной целью конференции в Стокгольме можно считать расширение пропаганды идей Римского клуба, создание фундамента для ряда ключевых, актуальных и поныне мифологем, связанных с «устойчивым развитием», а также формирование ЮНЕП и включение ее в структуру ООН.

Отсутствие на конференции советского представительства позволило глобализаторам создать этот «задел на будущее» в целом беспрепятственно.

Возникает вопрос: каким образом ООН, которую до прямого потворства интервенции НАТО в Ливии весной 2011 года мы привыкли считать достаточно безобидной международной организацией, надежно удерживаемой от деструктивных для нашей страны шагов имевшимся у СССР и сохранившимся у Российской Федерации правом вето, благодаря конференции в Стокгольме оказалась в центре «глобального плана»?

На наш взгляд, это произошло по двум основным причинам. Первой из них представляется успешное вовлечение в планы Римского клуба значительной и весьма влиятельной части советской элиты, которая под лозунгом общечеловеческого характера глобальных проблем, по сути, была включена в антисоветскую деятельность. Вторая причина: постепенное сосредоточение именно у этой части советских элитариев основных организационных, политических и информационных ресурсов, позволивших ей, в конечном счете, развернуть «перестройку».

Здесь сделаем небольшое отступление для определения сущностных характеристик «перестройки» не только как политической кампании, но и определенного набора принципов — аморальных и безнравственных.

В известной работе С. Е. Кургиняна «Кризис и другие» данный вопрос рассматривается в русле критического анализа книги известного литературоведа М. М. Бахтина (1885–1975) «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» (М., 1965) крупным православным философом А. Ф. Лосевым (1893–1988). (Лосева нередко называют последним классиком русской религиозной мысли.) Вот выдержки из работы, включающие фрагменты книги А. Ф. Лосева «Эстетика Возрождения» (М., 1978):