Владимир Павленко - Мифы «устойчивого развития». «Глобальное потепление» или «ползучий» глобальный переворот?

Понимаем ли мы, как нас «сделали»?

Сначала сконцентрировали внимание на коммунистическом мире. Потом выяснилось, что не на всем, а только на Советском Союзе. Среди других социалистических стран упомянули лишь Китай и то «по касательной», в контексте невозможности для СССР оказывать ему помощь. Получается, что предприняли все возможное, чтобы максимально расширить уже образовавшуюся к 1965 году, в котором был обнародован этот материал, «трещину» между нашими странами, спроецировав ее к тому же на идеологические разногласия, никакого внешнего отношения к техническому и технологическому взаимодействию наших стран не имевшие.

Или все-таки имевшие?.. Не забудем: 1965 год — это преддверие «культурной революции» в КНР и запуска в СССР косыгинских реформ, ориентированных на внедрение хозрасчета, то есть элементов рыночной экономики. В Китае это было воспринято так же болезненно, как и хрущевское разоблачение «культа личности» Сталина. Именно с запуска этих реформ официальный Пекин ввел в пропагандистскую оценку ситуации в СССР такие, признаем, сильные аргументы, как «советский ревизионизм» и «буржуазное перерождение».

Неважно, что КНР в дальнейшем сама пошла по этому пути, причем еще более решительно, чем Советский Союз. Во-первых, это произошло больше чем через десятилетие после смерти Мао и последовавшего за ним с интервалом в несколько лет прихода к власти Дэн Сяопина; во-вторых, в условиях конфронтации с СССР, в которой Китай заведомо был более слабой стороной, ему ничего не оставалось, как искать защиту в стане противников Москвы. Мы не хотим обелять китайское руководство; мы просто показываем, что у него в тот период не было выбора, который был у нас, ибо принятая А. Н. Косыгиным модель реформ отнюдь не была единственно возможной.

Таким образом, 1965 год — эта точка, в которой две крупнейшие социалистические страны разошлись окончательно и бесповоротно. Именно в этот момент, когда решался вопрос, по какому дальнейшему пути нам развиваться, Печчеи и его сторонники внутри СССР изо всех сил подталкивали страну именно в том направлении, которое было желательно Западу. А затем, спустя семь лет, воспользовались углубляющимся кризисом в советско-китайских отношениях, предложив Пекину дружбу против Москвы.

Случайно ли Печчеи так нажимал в 1965 году на «невозможность продолжения советской помощи Китаю»? Какую роль сыграл в реализации этого плана зять многолетнего Председателя

Правительства СССР А. Н. Косыгина — Гвишиани? Сам Косыгин?.. Или почитающийся сегодня чуть ли не «мессией» А. И. Солженицын произвольно ли выбрал моментом написания своего «Письма вождям Советского Союза», в котором кликушествовал по поводу «неизбежности» советско-китайского конфликта, именно 1970 год, нанеся своей стране тем самым жестокий удар в спину?

Проследим и дальнейшую логику Печчеи, явно «шитую белыми нитками», но, по-видимому, по каким-то причинам оказавшую определенное воздействие на советское руководство. Введение элементов рынка предполагает и рыночный способ инвестирования. В рамках этой системы координат, как утверждает Печчеи, якобы сразу же становилась невозможной до этого вполне удававшаяся нашей стране конфронтация с Западом, и нам было предложено соглашение о разоружении. Но Москву предупреждали, что в этом случае она не сможет дальше создавать сферы влияния в третьем мире, хотя и будет допущена к этому вместе с США.

Обменять свое на совместное. По сути — на чужое.

Отрывая от Советского Союза сначала Китай, а затем развивающиеся страны социалистической ориентации («лакмусовой бумажкой» послужил отвернувшийся от Москвы именно в те годы садатовский Египет), нашу страну из самостоятельного игрока стали усиленно превращать в разменную... Пока еще не пешку, как в 1990-е годы, а фигуру. Но уже в чужой игре. Именно отсюда взялось укреплявшееся все эти годы и достигшее апогея к началу XXI века влияние проамериканского «агрессивно-послушного большинства» в Генеральной Ассамблее ООН.

Случайно ли, что уже к 1970 году косыгинские реформы окончательно захлебнулись и Совет Министров с Госпланом СССР начали обсуждать меры, принятые затем в правительственном постановлении от 21 июня 1971 года «О некоторых мерах по улучшению планирования и экономического стимулирования промышленного производства». В частности, были возвращены директивные показатели по росту производительности труда, по инновационному развитию (производству новой продукции) и т. д. Сам А. Н. Косыгин начал «искать виноватых», обвиняя в «торпедировании реформы» неких противников, среди которых легко угадывался его будущий преемник на премьерском посту Н. А. Тихонов, а также «военнопромышленное лобби» во главе с Д. Ф. Устиновым, занимавшим в то время должности члена Политбюро и секретаря ЦК КПСС, курировавшего оборонную промышленность 47.

Как видим, с начала реформы прошло более пяти лет, но ни ее плодов, ни конвергенции не просматривалось. Но Запад, тем не менее, продолжал убеждать Москву в том, что они обязательно появятся, настоятельно уговаривая продолжать курс, губительность которого все яснее начинала осознаваться многими в советском руководстве, на которых — знакомая ситуация! — сразу же вешали ярлыки «консерваторов» и «ретроградов». Происходившее вокруг косыгинских реформ все более напоминало генеральную репетицию «перестройки», предпринятую уже не Хрущевым, а после него. Повисает в воздухе и вопрос о роли Л. И. Брежнева, имя которого в связи с перипетиями реформы практически не упоминается. Воцарившееся при этом «первом лице» несвойственное прежде «коллективное руководство» оказалось ширмой, прикрывавшей расширявшуюся вакханалию безвластия и преобразовательного «зуда», помноженную на упразднение существовавшей при В. И. Ленине и И. В. Сталине персональной ответственности за результаты деятельности ответственных должностных лиц. Поразительно: косыгинские реформы, провозглашавшиеся средством борьбы с хрущевским «волюнтаризмом», «субъективизмом» и «прожектерством», на деле привели к их умножению, разбалансировав не только экономическую, но и социальную систему СССР. Одним из их наиболее значимых негативных результатов стал рост цен. Далеко идущие последствия имела и начавшаяся погоня предприятий за прибылью и, как следствие, игнорирование ими технологического развития. Про удар, нанесенный системе морального стимулирования, являвшейся в те времена самостоятельным мотивационным фактором ускорения развития, и говорить не приходится.

Понятно теперь, как само использование чуждого и противостоящего нам проектного языка подрывает национальные интересы и ведет к сдаче позиций? На чужом языке просто нельзя, не получается внятно сформулировать ни собственные интересы, ни обусловленную ими позицию. Ведь именно с косыгинских реформ у нашей страны начались по-настоящему серьезные проблемы в экономике! Какую роль в этом стратегическом выборе сыграл Римский клуб, точнее — интерес к нему в советской партийно-государственной верхушке? Почему не удосужились выслушать противников перехода к хозрасчету, а ведь их было предостаточно? (Взять хотя бы академика В. М. Глушкова — автора проекта ОГАС — Общегосударственной автоматизированной системы учета и обработки информации, которая, в случае реализации, способна была вывести СССР в мировые лидеры в сфере информационных технологий.)