Эдуард Лимонов - Сводка новостей. Путин – отец, Макрон – сын, Собчак – дочь

Я не знаю, плохой ли человек Сурков или сносный, я с ним не знаком лично.

Я ему не враг, я его знать не знаю. Но я видел плоды его трудов на внутреннем фронте. Ему ничего не удалось.

В 2004-м нацболы были на перепутье, и страна была, и президент с правительством. По совету Суркова правительство и президент сыграли из рук вон плохо.

Не так сыграли, пошли на конфронтацию с теми силами, которые только и были живыми и честными в России, с нами главным образом. Стали нас гнобить и преследовать, вместо того чтобы привлечь. А России-родине-стране мы были нужны.

После статьи Суркова «Лимоны и яблоки растут на одной ветке» тонны денег были выброшены государством на создание паразитических молодежных организаций, которых обязали бороться с нами. Вместо того чтобы привлечь нас — честнейших, идеалистичнейших патриотов России, собрали и жирно зафинансировали молодых прощелыг, надеясь сделать из них патриотов.

Собрали карьеристов и сволочей, в конечном счете.

Не сволочей, считаете?

А вот когда Донбасс случился, то кто рванул положить свои жизни за други своя?

Питомцы, выкормыши Суркова?

Не-а, нацболы рванули умирать в Донбассе, или как их еще называют — лимоновцы.

Обрушив на нас репрессии, власть толкнула нас к союзу с либералами. А что нам оставалось делать?

Но нам блевать хотелось от дышащих предательством либералов.

То, что Сурков провалил внутренний, доверенный ему фронт, ВВП понял в декабре 2011-го и тогда же убрал Суркова из своей администрации.

Но вернул где-то в 2014-м и сделал советником.

В этот раз доверив ему украинскую тему. Я думаю, ВВП рассуждал как-то вроде вот этак: «Владислав вообще-то голова, ну не удались ему внутренние политические отношения. Но Владислав Юрьевич — голова все же. Запущу-ка я его на украинское поле, тем более все бошки ломаем, что там дальше делать, как поступить, а Владислав Юрьевич все же голова… Такие на дорогах не валяются…»

Я так догадываюсь, что Минские соглашения — плод мыслительной деятельности Суркова.

Минские соглашения — памятник трусости российского правящего класса, а памятник храбрости российского правящего класса — это КрымНаш.

Я так подозреваю что ВВП у нас два — один это храбрый крымнашевец, а второй — не храбрый — «минский» ВВП.

Так вот, мое личное мнение, что минский ВВП в восторге от сурковского ума.

Я повторюсь, что я не враг Суркову, нет, о, что вы, нет.

Однако я считаю, что как советник Сурков морально устарел.

Его понимание международных отношений покоится на инстинктивном пиетете к Западному полушарию государств.

Он склонен не раздражать их, призывает договариваться с ними и не перегибать палку. Я думаю, что и министр иностранных дел Лавров такой же породы тип, из того же старомодного теста сделан. Из теста «западоугодников», как есть порода «дамских угодников».

А времена-то ведь другие. В настоящие времена, в немедленном настоящем сегодняшнем времени государства запугивают друг друга, блефуют, орут, сжимают кулаки, играют рискуя. А не в поддавки, как выучен Владислав Юрьевич.

Это все мое личное мнение.

Только вряд ли я ошибаюсь.

23 августа 2017 г.

Форменный базар раскинулся широко, вульгарно и привольно — там, где скромно стояли байронические герои 70-го года.

Тот поселок был тогда тенистым. То место было тогда нежарким, где мы стояли у калитки дома отдыха писателей, мы — не писатели — художник Толя Брусиловский, его жена Галя — птичка, его приставучий и разнузданный ребенок Макс, моя красивая и томная жена Анна, еще какие-то забытые персонажи.

Ведь Коктебель был зимней столицей советской интеллигенции, где она согревалась после зимы, пела в хрупких южных домишках свои романсы, изгилялась друг перед другом знаниями шикарных иностранных языков, смело разглагольствовала о Джойсе и Прусте, читала стихи в домике Волошина, задыхаясь от счастья принадлежности к Великой Русской культуре.

В двух шагах урчало милое, патриархальное, прохладное море. Параллельно морю тянулась запущенная ограда дома отдыха писателей, ограду венчали несколько потрескавшихся ваз в псевдогреческом стиле. Вдалеке на фоне Кара-Дага боролся с ветром баркас местного художника Юры.

Я приехал спустя 43 года и стою на раскаленном базаре, параллельно базарным рядам тянется писсуарного цвета море. Животастые крепыши из Сибири и Центральной России жуют, пьют, поколыхивают беременными частями тел.

Некончающимся потоком колышутся тюленьи тела отдыхающих, жарко очень, пот сливается, что называется, с тел в три ручья.

Ни одного знакомого лица. Домик Волошина, некогда возвышавшийся как горделивая башня, сейчас выглядит как убогая мазанка: куры-гриль какое-нибудь.

Юноши и девушки без лиц, но с профессиональными улыбками торгуют пивом и молочными коктейлями. И сувенирами, магнитиками на холодильник и футболками.

Афиши обещают вечером эротические шоу. В вытоптанном садике у домика Волошина, на чахлом не реквизированном под торговлю клочке грязной земли на пластиковых стульях сидят полсотни отдыхающих, на импровизированной сцене слабенький джаз пытается перекричать доменную индустрию развлечений.

Двое пробираются через толпу с матрацем.

У нашего товарища водителя Кости есть с собой бутылка вина. Пьющий — я один, прошу глоток, ну полстакана, Забираемся в раздавленные и замусоренные заросли, я выпиваю мои полстакана.

Откуда ни возьмись подходят двое:

— Что это вы тут делаете?

— Упаковываем сумки.

— А-а-а! Здесь нельзя, это административное здание.

Здание явно необитаемое и заброшенное, но отходим.

Среди парнокопытных и брюхатых обывателей (у женщин-обывателей нет талий), как святые юродивые Индии, попадаются здесь и там группки прокуренных и изможденных хиппи. Они приятнее обывателей.

Я не стал пытаться пройти в скромный домик Волошина, где я молодым парнем читал стихи в 1970 году.

Я даже не попытался найти поэта А., который обосновался здесь уже как пару десятилетий и, несомненно, сейчас представляет из себя грузного старика с рыжей бородой и багровым лицом.

Все прошло — все умчалося. Пошлость одолела Россию. Буржуазная революция 1991 года принесла победу пошлости.

Победил не свирепый гунн коммунистической орды, но брюхатый обыватель и пищащие упитанные его чада победили романтизм, победили художников + поэтов.

Потребитель (по Хлебникову) победил изобретателя.

Какая мерзость сегодняшний Коктебель! Какой базарной мерзостью он стал!

В какой-то момент, впрочем, из толпы обывателей прошагал по набережной звездный мальчик лет за семьдесят, аксеновский герой в черных индийских шелковых шароварах — штанина наплывает на другую, и в вознесенской кепочке, сопровождаемый столь же целеустремленной самочкой моложе его, ее блондинистые волосики были прилеплены к скальпу колосьями.