Родрик Брейтвейт - За Москвой рекой. Перевернувшийся мир

Действительно, даже более просвещенный режим, нежели режим последнего царя, даже если бы ему не препятствовали война и революция, все равно вынужден был бы преодолевать два фактора, которые всегда делали Россию почти неуправляемой, — невероятную бедность страны и ее почти невообразимо громадные просторы. Таким образом, проблема тогда стояла та же, что и сейчас: способна ли Россия изменяться, или она обречена историей и географией без конца повторять свои ошибки? Впрочем, даже осторожный наблюдатель едва ли при этом не согласится с тем, что в харитоненковской России явно происходили далеко идущие перемены. И было бы чрезмерным скептицизмом считать, что Россия, не разоренная войной и революцией, осталась бы в стороне от течений, которые на протяжении ста лет дали народам Запада всеобщее избирательное право, социальную защиту и немыслимый до того уровень процветания.

Московские купцы и их собратья в Санкт-Петербурге, Одессе и других крупных городах империи сыграли бы тут ключевую роль. Возможно, они еще не были капиталистами в западном смысле слова, но это были люди серьезные как в своем бизнесе, так и в понимании своего гражданского долга. Они не были просто охотниками за богатством, спекулянтами, наживавшимися на разваливающемся государстве, подобно «олигархам», появившимся на сцене девятью десятилетиями позже, в ельцинскую эпоху. Они никогда не были многочисленными: ведущих купеческих семей насчитывалось не более ста. И явно чувствовали себя неуютно в обществе, где их простое происхождение и занятие коммерцией все еще вызывали презрение у двора и аристократии. Даже в разгар их влияния, при энергичном Рябушинском, они не слишком успешно проявляли себя в политике, где по-прежнему господствующую роль играли дворяне, петербургское чиновничество и все больше — левые партии. Однако тот факт, что Харитоненкам, Морозовым и Мамонтовым удалось подняться до утонченного процветания, знаменовал собой революцию в социальной и политической жизни России и начало превращения ее в буржуазное капиталистическое государство. Два поколения Харитоненко и им подобных в среде «народа» ярко демонстрируют способность России приспосабливаться к современному миру.

Павел умер в 1914 году и был похоронен в Щусевской церкви в Наталевке. Вера в течение нескольких лет продолжала вести дело, пока в 1917 году не произошла Октябрьская революция. И их дом на какое-то время оказался под перекрестным огнем, когда большевики пытались отбить Кремль у белогвардейцев. Тогда Вера благоразумно пожертвовала свои картины новым революционным властям, и Харитоненко уехали, поселившись кто в Париже, кто в Брюсселе, кто в Канаде. А особняк стал домом для гостей, где принимали приезжающих в страну друзей нового режима: Герберта Уэллса, Артура Рэнсома, Арманда Хаммера и Энвер-пашу, политического деятеля, который втянул Турцию в Первую мировую войну и умер при загадочных обстоятельствах в Центральной Азии, пытаясь поднять «пантюркистское» восстание против большевиков. После этого особняк использовался для размещения советских чиновников Министерства иностранных дел, из которых многие впоследствии были расстреляны во время «чисток».

Наконец, в 1931 году он стал резиденцией и служебным помещением английского посла, вернувшегося в Москву после кратковременного перерыва в отношениях, вызванного рейдом английской полиции в 1927 году на лондонское представительство советской торговой делегации «Аркос». Пока Советское правительство прочно держало страну под контролем, русские осмеливались посещать этот дом, лишь имея для этого неоспоримый официальный предлог. Однако, когда страна при Горбачеве стала открытой, русские, ранее как-то связанные с этим зданием, начали вновь проявлять интерес к нему: родственники самого Харитоненко, внучка Шехтеля, Литвиновы, жившие здесь еще детьми, когда их отец был заместителем наркома иностранных дел нового большевистского государства, а также представители муниципальных властей города Сумы. Они теперь собирались восстановить памятник Ивану Герасимовичу Харитоненко в городе, для которого он так много сделал.

В британском посольстве бытовало предание, согласно которому Харитоненко построил свой особняк на берегу реки, напротив Кремля, потому что, как старообрядец, он хотел постоянно видеть перед своими глазами святыню России. Основания этого предания, мягко говоря, довольно шатки. Старообрядцы считали царя, официальную церковь и все то, что было с ними связано, — включая, без сомнения, и сам Кремль, — символами Антихриста. Истинной причиной, по которой старый Иван Харитоненко выбрал это место, было то, что здесь удобно было хранить сахар. А церковь, старостой которой был его сын, была вполне православной.

Правда, однако, что украшением его особняка являлся вид, открывавшийся с террасы у входа в дом на Кремль по ту сторону реки, на центральный пункт города, ни на что не похожего, — полуевропейский, полуазиатский имперский город, излучающий мощь. Огромные красные стены Кремля, построенные итальянскими архитекторами в XV веке, напоминают стены Вероны; соборы, воздвигнутые в следующем столетии также итальянцами в самом утонченном стиле средневековой русской архитектуры; императорская резиденция XIX века в неоклассическом стиле, исконно русская, независимо от национальности архитектора. И над всем этим — золотые купола, золотые кресты, которые большевики не убрали, красные звезды и красный флаг, которые они водрузили, чтобы провозгласить свое господство, символы двух религий — религии Христа, сосуществующей как бы в неловком подчинении с религией Маркса. На красном закате, золотой осенью или в ясный белый зимний день, под дождем и в слякоть, в тумане, которые бывают в Москве большую часть года, при любой погоде вид через реку — постоянный праздник для глаз. Старшие русские чиновники приходят в посольство по настоянию своих жен только для того, чтобы полюбоваться этим видом. Приезжие министры и журналисты задыхаются от восторга, явно думая о том, когда им удастся в следующий раз стать свидетелями безделья и роскошной жизни британских дипломатических служащих. Этот образ Кремля стал уже штампом для западных радио- и телеведущих, руководителей рекламных агентств и телезрителей.

Что касается нас, то вид через реку никогда не терял власти над нашими эмоциями и воображением. Отсюда мы смотрели на толпы веселых людей, отправляющихся праздновать 1 Мая или годовщину Октябрьской революции. С этой террасы мы видели танки, громыхавшие по Красной площади на параде, или двигавшиеся мимо Кремля для участия в путче. И с этой террасы в 19 часов 35 минут в Рождественский день 1991 года мы видели в последний раз красный флаг, развевавшийся над Кремлем.