Артемий Магун - Единство и одиночество: Курс политической философии Нового времени

Наряду с ценностью момента революционеры осознавали событийность революции как уникального исторического события. Заботой радикальных якобинцев было продлить революцию, не дать ей заглохнуть. Соответственно и событие продолжалось, лишь пока существовала сильная партия, стремящаяся в нем участвовать. Монтаньяры сознавали, что они приносят себя в жертву, но хотели сделать эту жертву незабываемой, так чтобы революционное событие не было забыто и стало началом новой эпохи. Этой цели они добились: самопровозглашенное событие мировой истории действительно стало таковым. Иностранные наблюдатели, которые поначалу приняли революцию с восторгом, сначала поражались чудесному падению вековой монархии, а затем ужасались братоубийственному террору, но в любом случае восприняли революцию как долгожданный исторический поворот.

Другими словами, политическое событие Французской революции было проинтерпретировано в духе священной, христианской истории, как уникальное, необратимое и основополагающее. А цареубийство, граничившее с «богоубийством», только укрепило эту версию.

Революция задним числом выстроила всю мировую историю как собственную подготовку. Стремительное, спрессованное развитие событий во время революции породило представление о силе истории и о ее линейной направленности. Но если для де Местра эта сила представлялась как Божественное провидение, то в философии немецкого идеализма (о котором речь впереди) революция была воспринята как интериоризация истории, превращение ее в историю самопознающего и самоуправляющего субъекта.

Так, Кант, отмечая принципиальную незавершенность революции (как в ее позитивных, так и в негативных тенденциях), тем не менее утверждал, что она является историческим знаком и свидетельствует самому субъекту о его склонности к самоулучшению [11]. А Гегель сравнивал революцию с переворотом истории с ног на голову: теперь, опять же задним числом, разумный и свободный субъект апроприирует и впитывает историю в себя [12]. Собственно, субъект только и может быть историчным: он должен постоянно возвращаться назад и удостоверять свою идентичность, сводя все пройденные этапы своей жизни воедино.

История предстает теперь как разумный и свободный процесс, который субъект кратко «пробегает» в своем образовании и который кристаллизуется в структуре постреволюционного государства. Революция «преодолевается», «снимается» ( aufgehoben isf) в этом государстве: она необратима даже в своем поражении; ее результаты переходят в глубь государства; но сама ее взрывная, политико — теологическая форма больше государству не нужна. Так понятая история не случайно становится идеологией капиталистического государства: ничто здесь не теряется даром, и резервуары памяти становятся ресурсом политической и экономической субъективности.

Итак, самозванство события в точке здесь и сейчас конституирует линейность истории, заставляет агентов самоопределяться в отношении ее прошлого и будущего и формирует историческое самосознание европейцев — по крайней мере, до тех пор, пока длится пореволюционная эпоха (а она все еще длится).

Одиночество уникального, мессианского события собирает воедино столь же одинокие, затерянные моменты прошлого и проецирует в будущее их утопическое соединение. Единственным непроходимым и непрозрачным барьером остается само революционное событие.

Озуф Мона. Революционный праздник. М: Языки славянской культуры, 2003.

Фюре Франсуа. Постижение Французской революции / Пер. Д. Соловьева. СПб.: ИНА-Пресс, 1998.

Arendt Hannah. On Revolution. NY: Viking Press, 1965. Русский перевод И. Косича см.:

Derrida Jacques. Spectres de Marx. Paris: Galilee, 1993-

Lefort Claude. Essais sur le politique. XIX–XX siecles. Paris: Seuil, 1986.

Ranciere Jacques. Les noms de l'histoire. Paris: Seuil, 1992.

Sieyes Emmanuel. Qu' est — ce que Tiers Etat? Paris: PUF, 1982 (1789). P. 180–181. Сокращенный и неточный русский перевод см. в кн.: Аббат Сийес: От Бурбонов к Бонапарту. СПб.: Алетейя, 2003.

Negri Antonio. Le pouvoir constituant /Тг. E. Balibar et F. Matheron. Paris: PUF, 1997 (1992).

1) Когда произошла Американская революция? Какие факторы привели к революционному взрыву?

2) Когда произошла Французская революция? Какие факторы привели к революционному взрыву?

3) Какого типа режим предложили создать в США авторы «Федералиста»? За что они критиковали демократию? Какое понятие они противопоставляли «демократии»?

4) Кратко опишите ход событий 1790‑х годов во Франции.

5) Объясните пару понятий «учредительная» и «учрежденная» власть. Кто ввел эти понятия? Что он хотел ими сказать? Какие органы Французской революции соответствовали учредительной и учрежденной власти?

393

6) Что такое «террор»? Как Вы думаете, как связаны террор времен Французской революции и современный «терроризм»?

7) Что такое «права человека и гражданина»? Какие противоречия заложены в их определении?

8) Что такое консерватизм? Когда и как возникла эта идеология?

Иммануил Кант родился в 1724 году в г. Кенигсберге (Восточная Пруссия, часть Прусского королевства — ныне Калининград). Это в его время был второй по величине город Пруссии, динамично развивавшийся и открытый для социальной мобильности. Кант родился в семье шорника, но вырос до поста ректора Кенигсбергского университета и занял уважаемую позицию в обществе.

Среднее образование Кант получил в частной пиетистской школе «Фридерицианум». Пиетизм — это радикальное течение в протестантизме, которое, с одной стороны, отличалось серьезностью веры и мистическим подходом к ней, а с другой, предъявляло к верующим повышенные моральные требования, требования строгости и аскетизма. Кант позже критически отзывался о «школьной» версии пиетизма, хотя в его учении легко обнаружить следы его влияния. После школы Кант поступил в Кенигсбергский университет, где увлекся естествознанием и философией. Здесь, помимо обширных естественнонаучных знаний, он познакомился с философией Христиана Вольфа — последователя Лейбница, который попытался более последовательно, чем сам Лейбниц, связать данные естественных наук в рационалистическую (то есть идущую сверху вниз, от идей к опыту) метафизическую систему. Длительный период «докритического» творчества Канта (как минимум до 1770‑х годов) связан с реализацией Вольфовской программы — интеграцией метафизики с естествознанием, а именно — с поиском «трудных» случаев, где физика сталкивается с проблемами и где ей поэтому может помочь метафизика — казалось бы, наука отвлеченная.