Мэри Калдор - Новые и старые войны: организованное насилие в глобальную эпоху

Есть основания полагать, что процесс глобализации уже начал ослаблять эти вертикально организованные культуры. По всей видимости, сейчас появляются новые горизонтальные культуры, возникающие из новых транснациональных сетей, в основе которых лежит тот или иной из формирующихся транснациональных языков: конечно, это английский язык, зачастую связанный с культурой массового потребления и всемирно известными брендами, вроде Coca-Cola, McDonald’s или Starbucks, но также арабский, продвигаемый с помощью новых спутниковых телеканалов наподобие «Аль-Джазиры» или «Аль-Арабии», и, благодаря распространению социальных медиа, китайский, испанский или хинди. Будучи результатом некоего нового утверждения местной специфики, они сочетаются с пестрой мешаниной национальных, локальных и региональных культур.

Термин «глобализация» скрывает под собой комплексный процесс, который в действительности включает в себя одновременно глобализацию и локализацию, интеграцию и фрагментацию, гомогенизацию и дифференциацию и т. д. С одной стороны, этот процесс создает инклюзивные транснациональные сети людей. С другой стороны, он исключает и атомизирует значительное число людей, более того, подавляющее большинство. С одной стороны, облик того, как живут люди, во многом сформирован событиями, происходящими вдали от тех мест, где они живут, и неподвластными их контролю. С другой стороны, налицо новые возможности для усиления роли локальной и региональной политики через ее включенность в глобальные процессы.

Процесс глобализации имеет длительную историю. Более того, некоторые полагают, что настоящая фаза глобализации не представляет собой ничего нового: с момента своего зарождения капитализм всегда был глобальным феноменом 64 . Впрочем, за последние 20 лет новым стала поразительная революция в области информационных и коммуникационных технологий. Я бы сказала, что этот научно-технический прогресс придает качественную глубину самому процессу глобализации, который пока еще никоим образом не предрешен. На данный момент контуры этого процесса образованы послевоенными институциональными рамками, и в частности курсом на дерегулирование, который был взят правительствами в 1980-1990-х годах. Его будущее будет зависеть от эволюции политических и социальных ценностей, действий и форм организации. Сейчас я обрисую некоторые ключевые тренды, имеющие отношение к пониманию данной эволюции.

В экономической сфере глобализация связана с определенной совокупностью изменений, описываемой как «постфордизм», «гибкая специализация» или «новая экономика». Эти изменения, как правило, относятся к трансформации того, что известно как технико-экономическая парадигма, тот превалирующий способ организации предложения товаров и услуг, который отвечает превалирующей структуре спроса 65 . Для нас имеют значение следующие черты этих изменений: заметное снижение важности массового производства, привязанного к конкретной территории; глобализация финансов и технологий; возросшая специализация и разнообразие рынков. Совершенствование информационной сферы означает, что физическое производство как сегмент всей экономики оказывается менее важным — как в связи с возросшей важностью услуг, так и потому, что в стоимости индивидуальных продуктов все большую долю составляет «ноу-хау» (дизайн, маркетинг, юридическое и финансовое консультирование). Подобным образом стандартизация продукции, связанная с экономией от масштаба, может уступить место большей дифференциации в соответствии с локальным спросом. Отсюда снижение значимости национальных уровней экономической организации и относительный спад привязанного к конкретной территории производства. С другой стороны, в связи с глобальным характером финансов и технологий значительно разрослись глобальные уровни экономической организации, притом что из-за увеличивающейся дифференциации рынков значимость локальных уровней экономической организации тоже повысилась.

Глобализация также влечет за собой транснационализацию и регионализацию управления (governance). Со Второй мировой войны происходит взрывной рост количества международных организаций, режимов и регулирующих органов. Все больше и больше государственных действий регулируется посредством международных соглашений или интегрируется в транснациональные институты; все больше и больше министерств и ведомств вовлекается в официальные и неофициальные формы кооперации со своими аналогами в других странах; все больше и больше политических решений отдается наверх, в ведение зачастую неподотчетных международных форумов. В то же время в последние десятилетия наблюдалось возрождение локальной и региональной политики, особенно, но не исключительно, в целях экономического развития. Это возрождение приняло множество разнообразных форм, начиная с инициатив, ориентированных на науку и бизнес (как в случае таких «технополисов», как Кремниевая долина в Калифорнии или Кембридж в Англии), и кончая возвратом к муниципальным традициям (как в Северной Италии) и инициативами в защиту мира и окружающей среды (как, например, безъядерные зоны или проекты по переработке отходов), а также новыми или обновленными формами локального клиентелизма и патронажа 66 .

Изменение природы государственного управления сопровождалось поразительным ростом неформальных неправительственных транснациональных сетей 67 . В них входят НПО — как те, что берут на себя функции, которые прежде находились в ведении правительства (например, оказание гуманитарной помощи), так и те, что проводят кампании, затрагивающие глобальные вопросы (например, в защиту прав человека, экологии, мира и т. д.). Эти НПО наиболее активны на локальном и транснациональном уровнях — отчасти потому, что там и находятся проблемные места, вызывающие их озабоченность, а отчасти потому, что доступ к национальной политике перекрыт организованными на национальном уровне политическими партиями. Таким образом, организации, подобные Greenpeace или Amnesty

International, известны во всем мире; их эффективность обусловлена тем, что они одновременно действуют на нескольких разных уровнях—локальном, национальном и глобальном — и во многих разных местах. Кроме того, появились и другие разновидности транснациональных сетей: связи разнообразных видов культурной и спортивной деятельности, транснациональные религиозные и этнические группы, транснациональная преступность. Высшее образование принимает все более глобальный характер благодаря обмену студентами и преподавателями и возможностям Интернета.

Эти экономические и политические изменения также заключают в себе далеко идущие изменения организационных форм. Большинство обществ характеризуется тем, что Бухарин называл «монизмом архитектуры» 68 . В нововременную эпоху у национальных государств, предприятий и военных организаций были очень похожие вертикальные формы иерархической организации — влияние нововременной войны на организационные формы, особенно опыта Второй мировой войны, было всеобъемлющим. Роберт Райх в своей книге «Труд народов» описывает, как предприятия из национальных вертикальных организаций, где власть была сконцентрирована в руках владельцев, стоявших на вершине пирамидальной цепи инстанций, превратились в глобальные феномены, больше всего похожие по своей организации паутину, где власть принадлежит тем, кто обладает техническим или финансовым «ноу-хау» и кто охватывает все точки этой паутины: