Мэри Калдор - Новые и старые войны: организованное насилие в глобальную эпоху

От групп, живущих в диаспоре, идут идеи, деньги, оружие и «ноу-хау» — зачастую с непредсказуемыми последствиями. Среди тех, кто сочиняет новые националистические манифесты, встречаются эмигранты-романтики, иностранные наемники, дельцы и инвесторы, владельцы пиццерии из Канады и т. д. Радха Кумар описала ту поддержку, которую живущие в США индийцы оказывают индуистским фундаменталистам: «Оторванные от страны происхождения, зачастую живущие чужаками на чужой земле, в одно и то же время чувствующие себя лишенными своей культуры и виноватыми в том, что убежали от проблем „дома“, эмигранты обращаются к национализму диаспор, не сознавая того насилия, которое их действия могут непреднамеренно запустить»2 77 . Транснациональные сети того же рода можно обнаружить и среди религиозных группировок. Хорошо известно о связях между исламскими общинами, однако контакты подобного рода существуют и между другими религиозными группами. Я была в кабинете так называемого министра иностранных дел Южной Осетии, отколовшегося региона Грузии, и на стене у него висел портрет лидера боснийских сербов Караджича. Он объяснил, что получил этот портрет от делегации Республики Сербской, когда был на встрече православных христиан.

К тому же в результате улучшения образования и роста численности образованных классов, равно как вследствие появления новых технологий, сильно выросла способность к политической мобилизации. Многие объяснения того, почему политический ислам набирает силу, акцентируют внимание на появлении в недавнее время слоя образованных горожан, зачастую исключенных из сфер власти, на увеличении числа исламских школ и расширении аудитории газет2®. Новые «воображаемые сообщества» создаются благодаря росту грамотности среди носителей местных языков, вкупе с распространением газет таблоидного типа, нацеленных на местные сообщества, а также благодаря радио и телевидению на родных языках, охватывающих людей, у которых до сих пор нет привычки читать; в этом же ряду СМС-рассылки, доступ к веб-сайтам и форумам в Интернете, циркуляция видеофильмов. Эти новые формы электронной коммуникации предоставляют быстрые и эффективные способы распространения партикуляристского послания. В особенности электронные медиа имеют авторитет, не сравнимый с влиянием газет; в Африке есть места, где радио считается «магией». Хождение кассет с проповедями воинствующих исламских проповедников, использование радио «ненависти» для подстрекания людей к геноциду в Руанде, веб-сайты, прославляющие зверства, контроль над телевидением со стороны националистических лидеров в Восточной Европе — все это образует механизмы ускорения темпов политической мобилизации.

Космополитизм versus партикуляризм

Энтони Смит в своей книге «Нации и национализм в глобальную эпоху» полемизирует со взглядом, что национальные государства — это анахронизм . Он утверждает, что новым глобальным классам

29. См.: Roy Oliver. The Failure of Political Islam. London: Taurus,

1994; см. также: Gellner Ernest. Postmodernism, Reason and Religion. London and New York: Routledge, 1992.

30. Smith A. D. Nations and Nationalism in a Global Era. Cambridge:

Polity, 1996.

по-прежнему необходимо испытывать чувство общности и идентичности, основанное на том, что он называет «этническими общностями», чтобы преодолеть отчуждающее влияние их научно-технического универсализирующего дискурса. И он критикует, называя его модернистской ошибкой, мнение, согласно которому национальные государства—это искусственный и временный курс, перевалочный пункт в эволюции к глобальному обществу. Новый национализм он считает свидетельством стойкости этнических общностей и предлагает позитивно взглянуть на культурный сепаратизм, который понимается им как некий способ более надежного утверждения национальных государств на основе господствующей этнической общности, позволяющий им при этом воспринимать и гражданские идеалы.

Вполне возможно, что новые партикулярист-ские идентичности сохранятся надолго, что они являются выражением нового постмодернистского культурного релятивизма. Однако сложно утверждать, что в них мы имеем некую основу для гуманистических гражданских ценностей, именно потому что они не способны олицетворять собой проект прогрессивного толка, отвечающий новому глобальному контексту. Главным следствием глобализации является то, что территориальный суверенитет больше не достижим. Попытки вернуть власть в границах отдельного пространственного домена в дальнейшем будут лишь подрывать возможности влиять на события. Это не означает, что новая форма партикуляристской политики идентичности исчезнет. Скорее это рецепт для новых замкнутых хаотичных малых государств, границы которых постоянно оспариваются и выживание которые зависит от продолжения насилия.

Партикуляристы не могут обойтись без тех, кто носит иной ярлык. Глобализация, как подразумевает само это имя, глобальна. Повсюду, в той или иной степени, те, кто пользуется преимуществами глобализации, вынуждены разделять одну территорию с теми, кто исключен из участия в ее выгодах, но на ком тем не менее глубоко отразились ее негативные последствия. И проигравшие, и выигравшие нужны друг другу. Ни один клочок земли больше не может изолироваться от внешнего мира, каким бы малым или большим он ни был.

Конечно, можно предвидеть новый рост значения региональной и локальной политики (и это уже происходит, особенно на Ближнем Востоке), некую претензию на более полную демократическую подотчетность различных структур на региональном и локальном уровнях. Однако если подобным притязаниям суждено иметь благополучный исход, им не обойтись без глобального контекста; надо, чтобы они несли с собой большую открытость и больший доступ к глобальным уровням управления и основывались на более полной демократической подотчетности всех обитателей той территории, о которой идет речь, а не только тех, кто носит некий конкретный ярлык. Таким образом, необходимо, чтобы этот тип политики встроился бы в то, что можно описать как космополитическое политическое сознание.

Под космополитизмом я не подразумеваю отказ от идентичности. Напротив, я имею в виду торжество многообразия различных идентичностей по всему свету, принятие и, более того, воодушевление по поводу множественных пересекающихся идентичностей, в то же время приверженность идее равенства всех человеческих существ и уважения человеческого достоинства. Этот термин восходит к кантовскому понятию «права гражданина мира», которое сочеталось с признанием отдельных суверенитетов; таким образом, он согласует и универсализм, и многообразие. Кваме Энтони Ап-пиа говорит о «космополитическом патриоте» или «укорененном космополите, привязанном к своему собственному дому с его собственной культурной спецификой, которому тем не менее в радость существование разных людей». Он отличает космополитизм от гуманизма, «потому что космополитизм — это не просто ощущение того, что всякий человек имеет значение. Дело в том, что космополит относится с уважением еще и к тому факту, что человеческое бытие складывается по-разному в разных местах, тогда как гуманизм, напротив, согласуется с желанием всемирной гомогенности» 78 !.