Яков Рабкин - Что такое государство Израиль?

Арабским евреям впервые в истории пришлось делать выбор между еврейским и арабским национализмом. Сионисты, а за ними и многие арабские националисты, заявили, что невозможно быть одновременно арабом и евреем. Вопреки постулатам сионистской идеологии, арабские евреи куда ближе к мусульманам, чем к евреям русского происхождения, особенно атеистам. Приходится констатировать, что создание Государства Израиль и его политика оказали пагубное влияние на еврейские общины в арабских странах, что, за редким исключением, в итоге просто привело к их исчезновению.

Евреям в арабских странах приходилось выбирать между двумя сторонами своей культуры, причем чаще всего этот выбор делали за них. В некоторых странах они потеряли общественное положение под влиянием мусульманского большинства, возмущенного разделением Палестины и изгнанием ее жителей. В других, например, в Ираке и Марокко, напряженность создавали сионисты, которые под шумок совершали акты насилия против местных евреев «под чужим флагом» с целью их напугать и подтолкнуть возможно большее число к переселению в Израиль. Чаще всего арабские евреи уезжали в Израиль вовсе не потому, что прониклись идеологией сионизма или их привлекло государство, созданное выходцами из Восточной Европы для себя и себе подобных. Впрочем, за всю историю сионизма иммиграция по идеологическим причинам из всех стран мира едва ли превысила 2 % [320].

Существует определенное сходство между отношением сионистов к «запущенной» арабами Святой земле, которую им предстояло оплодотворить, и к арабским евреям – «пустым сосудам», которые следовало заполнить живительными идеями сионизма [321]. Культуру евреев арабского происхождения сионисты систематически принижали и приложили массу усилий, чтобы заставить новых иммигрантов от нее отказаться.

Основной причиной, по которой Израиль обратил внимание на арабских евреев, была политическая необходимость увеличения процента евреев в национальном составе молодого государства. Расселение их по бывшим арабским деревням, расположенным на периферии страны и постоянно подвергавшимся нападениям, делало бесповоротным обезземеливание палестинцев. При этом арабские евреи оставались низшим слоем израильского общества. Элла Шохат, специалист по изучению арабских евреев, нашла «структурную аналогию» между ролью, которую они играли в колонизации Палестины, и ролью, которую когда-то в лишении земель исконного населения США сыграли афроамериканцы [322]. Стоит также отметить, что социально-экономическое расслоение между арабскими евреями и евреями европейского происхождения не исчезло. По некоторым исследованиям, во втором поколении (рожденном в Израиле) оно лишь усилилось [323].

Историки в последнее время стала признавать, что

«сионизм придумали в Европе колонизаторы-идеалисты, тосковавшие по работе на земле, подобно бурам в Южной Африке или pieds-noirs (“черноногим”, как называли переселенцев из Франции) в Алжире. Хорошо оснащенные… военные и полувоенные организации, обратившие в бегство арабские армии… получили или взяли на себя миссию по “очистке” захваченных районов от палестинского населения… Арабские дома и деревни, ”очищенные” от жителей, предоставлялись прежде всего евреям, привезенным из арабских стран, чьи мессианские ожидания от “возвращения в Сион” быстро развеивались… перед лицом систематической эксплуатации» [324].

Абсорбция арабских евреев на этом не закончилась; государство выделило значительные ресурсы на перестройку уклада жизни переселенцев. Как уже было отмечено, иммигрантов из мусульманских стран насильно лишали присущей им арабской культуры, пытаясь оторвать их от еврейской традиции [325]. Рут Блой писала о положении в Израиле выходцев из Северной Африки следующее:

«Они выросли, подобно палестинским детям, вскормленные горечью, переполнявшей их отцов. Без Торы, которая была основой достоинства их дедов, они стали революционерами. Их родители покорились и замолчали. Они поняли, что их привезли в страну, чтобы сделать из них даровых солдат, чтобы заставить их рисковать жизнью. Чтобы защищать государство, управляемое ашкеназами для ашкеназов. От сионистов они научились бунту. Их научили ненависти, и они стали ненавидеть своих ашкеназских хозяев» [326].

По мнению раввина Блоя, сионизм принес больше вреда самим евреям, нежели арабам. Арабы, возможно, потеряли земли и дома, но евреи, приняв сионистскую идеологию, утратили самих себя, свою сущность [327]. Его жена, посетившая евреев в Марокко до их эмиграции в Израиль, спустя десятилетия задается вопросом:

«У них у всех лица светились добротой, простотой и великой чистотой. Эти евреи, отношения которых с арабскими соседями складывались прекрасно, жили скромно, счастливо, обращая взоры к своему раввину… С тех пор я не перестаю думать о евреях этой деревушки, затерянной в горах Атласа. Где они теперь? Удалось ли израильским агентам сорвать их с места? Приехали ли они в Страну Израиля? Да и вообще, похожи ли они еще на евреев?» [328]

Избыток рвения, принесший триумфальные победы сионистам в первые годы существования Израиля, остается поводом для критики со стороны правоверных иудеев. Несколько сотен детей иммигрантов из Йемена были похищены сионистами с целью воспитания их по светской модели «нового еврея». При этом государство заверило иммигрантов, что их дети умерли. Лишь много лет спустя, когда некоторым родителями стали приходить повестки в армию на имена пропавших детей, они заподозрили неладное [329]. В этом событии можно увидеть не только желание подзаработать на последующей продаже-усыновлении детей, но и часть куда более масштабного проекта модернизации государства. Врачи, санитары и социальные работники обеспечивали европейское будущее евреям, которые иначе остались бы «пленниками своего арабского прошлого».

В массовом порядке переброшенные в Израиль йеменские евреи, известные своей богобоязненностью и любовью к Торе, пережили в конце 1940-х годов настоящую кампанию по атеистическому перевоспитанию, для чего их нередко подвергали изоляции в специальных лагерях. Эта кампания была направлена преимущественно на молодежь, которая испытала мощное идеологическое давление с целью отторжения их от иудейства. Есть свидетельства и о применении физического насилия, причем начальство не допускало в лагерь молодых правоверных евреев, пытавшихся помочь заключенным в них собратьям. Один из депутатов заявил в Кнессете: «Я не могу назвать ситуацию в этих лагерях иначе, как духовным насилием и инквизицией против еврейской религии. То, что происходит в этих лагерях, может быть названо культурным и духовным убийством колен Израилевых» [330].