Яков Рабкин - Что такое государство Израиль?

Постколониальный подход ставит под сомнение способы восприятия и изображения колонизированных народов в литературе и политике и рассматривает сионизм в рамках дихотомии «Запад-Восток». Основатели этого интеллектуального течения Франц Фанон (1925–1961) и Эдвард Саид (1935–2003) исследовали национализм, который стал появляться в бывших колониях как реакция на господство насаждаемых европейских ценностей. В рамках постколониального подхода особое внимание уделяется истории сионисткой мысли и ее практическому воплощению в вопросах самосознания и международных отношений. Фанон и Саид подчеркивают, что сионисты уготовили одну судьбу всем арабам еврейского, христианского или мусульманского вероисповедания, ибо они обладали общим недостатком: не были европейцами.

Отметим, что постсионистский дискурс, выстроенный во многом на понятиях постколониализма, разработан преимущественно евреями. Палестинские арабы, поскольку своего государства у них нет, естественно, не могут его критиковать и остаются в основном на националистических позициях. Постсионизм вызывает споры, подобные тем, что возникали в Европе между деятелями Просвещения и адептами романтического национализма, в которых сталкивались идеи равенства всех людей и верховенства Нации.

Однако политические тенденции израильского общества идут вразрез с постсионизмом. Например, одно социологическое исследование показало, что 68 % израильтян-евреев не хотели бы иметь соседей-арабов [520]. Проекты законов, рассматриваемые в Кнессете, направлены на укрепление сегрегации и подавление инакомыслия. Постсионизм выявил конфликт между еврейским и демократическим измерениями израильского общества. В то время как многие антисионисты считают, что эпоха сионизма не окончена и ему по-прежнему необходимо твердо противостоять, немало постсионистов видят в сионизме просто пережиток прошлого, мешающий израильскому обществу двигаться к демократии и мультикультурализму, то есть к государству всех своих граждан.

Несмотря на то что далеко не все израильские мыслители считают себя постсионистами, многие их них критикуют израильское общество, разрушают мифы отцов-основателей, разоблачают идеологический характер государственных структур, то есть занимаются тем, что характерно для интеллектуалов всего мира. Например, вместо термина «репатрианты» («олим*») они используют лишенное идеологической нагрузки понятие «иммигранты». В израильском обществе такое интеллектуальное диссидентство вызывает страх за будущее государства и усугубляет комплекс жертвы.

Кризис, который переживают евреи в начале XXI века, довольно часто подталкивает их к искушению сплотиться под флагами сионистской идеологии. Многие века евреев обвиняли в том, что они слишком рассудочны. Похоже, что сионизм так подстегнул их эмоции, что многим все труднее относится к нему рационально. Ставить под вопрос сионистскую сущность государства стало тоже непросто. А ведь, помимо религиозных антисионистов, многие известные ученые и мыслители – например, философ Мартин Бубер и президент Еврейского университета Иегуда Магнес в Израиле; Ханна Арендт и Альберт Эйнштейн в США, – были открытыми противниками идеи отдельного еврейского государства. Но их усилия не увенчались успехом. Магнес, прощаясь с университетом, сожалел, что евреи мира, особенно США, «оказались в тисках сионистского тоталитаризма, который хочет подчинить себе каждого еврея, применяя при необходимости силу и прибегая к насилию» [521].

Кажется, что этот тоталитаризм и не думает ослабевать. При том что обсуждение некоторых политических шагов Израиля допускается, любая иудейская критика сионизма делегитимизируется, а люди, которые позволяют себе подобные критические высказывания, систематически исключаются сионистскими организациями из пространства общественного обсуждения [522]. Акции протеста антисионистов-харедим попросту игнорируются, а их самих многие евреи воспринимают как «врагов еврейского народа». Вспомним, что вожаки социалистического сионизма решили устранить Якоба Де Хаана как раз за «критику движения перед внешним миром», а также за то, что он был способен дискредитировать сионистские планы и даже позволял себе публично над ними насмехаться [523].

Страх за будущее Израиля, который испытывают многие евреи, сильно затрудняет честное обсуждение возникающих проблем. Такая чувствительность к любой критике государства легко объясняется тем, что в качестве стержня еврейского самосознания преданность Израилю давно заменила приверженность иудейству. Но евреи диаспоры верны идеальному, воображаемому государству, а не реальному Израилю – сильнейшей экономической и военной державе в Западной Азии. В то же время существуют и обратный вариант еврейского самосознания, когда еврейство выражается исключительно в критике и осуждении Израиля. Для некоторых евреев – это солидарность с палестинцами и требование справедливости для исконных жителей страны, которые пострадали при образовании сионистского государства [524].

Еврейские общины в большинстве своем отказываются вести диалог с израильскими диссидентами. Четко скоординированными усилиями любые идеи, способные посеять в евреях сомнение в праведности дела Израиля и сионистской идеологии, отметаются в сторону, а в еврейской прессе очень редко дают слово их носителям. По мнению историка Джека Росса, «тоталитарное стремление сионистской идеологии объявить любую оппозицию нелегитимной и недопустимой живо и в наши дни» [525]. Вызывает тревогу и то, что: «…любое общество, отказывающееся подвергать свою политику моральной критике, обязательно начинает разлагаться». В современном Израиле, к сожалению, раздается слишком много резких и властных религиозных голосов, требующих, чтобы общество двигалось именно в эту сторону» [526]. В настоящее время эти голоса явно преобладают.

Особенно яростная критика обрушивается на тех, кто осмеливается выступать против фундаментальных принципов сионизма. Примером может служить судьба шести харедим, которые в 2006 году участвовали в посвященной Холокосту конференции в Тегеране. Несмотря на то что они не раз там заявляли, что члены их семей стали жертвами нацистского геноцида, в Израиле и других странах их обвинили в отрицании Холокоста. Справедливости ради отметим, что такие идеи действительно были высказаны на той конференции. Многие синагоги «отлучили» этих харедим, закрыв для них свои двери. Администрация местного еврейского кладбища заявила, что откажется хоронить одного из них, несмотря на то, что он уже приобрел там участок. Детей другого раввина тут же исключили из еврейской школы, а он сам был избит израильским активистом, который в знак одобрения своих действий в следующую субботу был вызван к Торе в синагоге [527]. Такой накал эмоций легко объяснить. Визит харедим в Тегеран и их встреча с тогдашним президентом Ахмадинеджадом ударили сразу по двум болевым точкам нового еврейского самосознания – поддержке Государства Израиль и роли нацистского геноцида в оправдании его существования. Для носителей нового самосознания эти евреи, несмотря на их приверженность иудейству, стали изменниками и еретиками. Визит харедим в Тегеран пошел вразрез с новым самосознанием, явно очертил его контуры и тем самым помог лучше его понять: нас часто характеризует то, что мы ненавидим.