Леонид Млечин - 10 вождей. От Ленина до Путина

Когда после августовского путча 1991 года Горбачев встретился с Бушем, тот настойчиво интересовался, когда будут судить мятежников. Президент СССР, как вспоминал его пресс-секретарь Андрей Грачев, отделался шуткой, кивая в сторону Скоукрофта (помощника американского президента по национальной безопасности):

– Вы тоже приглядывайте за своими генералами…

Буш с готовностью подхватил:

– Если бы Скоукрофт захотел мою должность, я бы ему ее с удовольствием отдал.

– А я свою – нет.

Так неожиданно серьезно отреагировал Горбачев.

– Особенно в такой трудный момент. Страна созрела для радикальных перемен и даже требует их {1119}, – заключил генсек.

Горбачев верен себе: каждый момент или «этап» (любимая временная мера генсека) для него решающий, поворотный, радикальный.

К концу своего «правления» Горбачев подошел с печальным и парадоксальным итогом: насколько восторженно его почитали на Западе, настолько же эмоционально предавали остракизму дома, на родине. Но зарубежный мир, между тем, его просто боготворил. «Горбачев», «Горби» в начале девяностых годов были едва ли не самыми популярными словами в западном мире. Ему слали тысячи писем и восторженных телеграмм, приглашали в гости, публиковали множество статей и книг о чрезвычайно популярном российском лидере.

Когда я в Библиотеке конгресса США захотел узнать, как много вышло публикаций и что конкретно написано о Горбачеве, то был поражен. Компьютер распечатывал одно название публикаций за другим. Авторы со всего мира: Грошнер, Гурков, М. Геллер, Сазев, Раймонд Жан-Бернар, Стефан Вит, В. Егоров, Рамакришна, Авторханов, Роберт Миллер, Варделебен, Франкечини, Фешман, М. Грох и сотни других писателей и журналистов, вознамерившихся рассказать людям о необычном советском руководителе. Удивление, восхищение, преклонение, недоумение, смятение не часто, правда, соседствуют с глубоким анализом феномена Горбачева. Складывалось впечатление, что авторы спешили сказать о Горбачеве как можно громче и первыми, не особенно заботясь о наличии документов, архивных материалов, достоверных свидетельств из его непосредственного окружения. На меня произвели хорошее впечатление книги М. Геллера, Г.Х. Шахназарова, А.С. Черняева, – очень разные по тональности; весьма интересна «Горбачевская энциклопедия», изданная в Лос-Анджелесе…

Трудно припомнить, чтобы при жизни политика появилось такое множество книг о нем. Ничего не скажешь: чем-то этот человек серьезно «зацепил» многих за сознание, чем-то оказался очень загадочен и интересен для множества людей планеты. Это был бурный всплеск редкой исторической популярности, нараставшей до 1991 года, по мере того как коммунистическая система становилась все слабее. Для всех он стал символом ухода с политической сцены большевистского монстра. Огромное количество людей, являющихся в XX веке пленниками телевидения, увидели на экране нормального, симпатичного человека, который, хотя и был правоверным коммунистом, совсем не походил на шестерых своих предшественников – вождей СССР. Люди почувствовали, что со словами Горбачева (а говорил он страшно много – и у себя в стране, и в зарубежных столицах) у них незаметно стал исчезать страх перед государством, которого практически всегда боялись в мире.

Дело не только в том, что малоэффективный процесс ограничения ядерных вооружений сменился первыми обнадеживающими шагами реального разоружения: люди как-то сразу поверили этому часто улыбающемуся, рано облысевшему человеку. Он быстро стал личностью-мифом: в нем видели столько добродетелей, многими из которых он никогда и не обладал. Тем более свой путь седьмой «вождь» начинал почти как все генсеки до него: клятвами в верности Ленину, единству коммунистических рядов и едва скрываемыми анафемами «классовому врагу».

Помощник М.С. Горбачева по международным вопросам А.С. Черняев пишет в своей книге: «Он – умный, честный, совестливый и страстный человек, умудренный вместе с тем искусством аппаратных правил игры «внизу и вверху», хотел все улучшить, все усовершенствовать, покончить с абсурдом и безобразиями… У него были некоторые идеи, как надо «лучше» жить. Но тогда они не выходили за рамки существующего общества. Отсюда и вскоре появившийся (и долго продержавшийся в его устах) термин «обновление». Потребовались годы мучительной борьбы, чтобы понять, что это общество невозможно обновить. Оно обречено и подлежит полной замене» {1120}.

Первые два года в западных столицах среди тамошней журналистской братии, да и в кругу серьезных советологов относились к седьмому «вождю» с подозрением: чем же он отличается от Брежнева и Андропова? Не является ли внешнее впечатление обманчивым?

Многоопытный Милован Джилас так и озаглавил свою статью: «Горбачев – предостережение». Он писал: «Скорее всего, Горбачев окажется временной фигурой. На самом деле он больше преемник Андропова, чем пассивного и неподвижного Черненко… Осложнения и трудности, вызванные постиндустриальными изменениями, вынудят Горбачева уделять больше внимания внешней политике. Тем не менее это не заставит его поступиться интересами советской империи или отменить верховное положение партийной бюрократии» {1121}.

Другие с издевкой подметили необыкновенную способность генсека долго говорить. Американский корреспондент Б. Шрагин сообщал из Москвы с XXVII съезда КПСС: «Генеральный секретарь говорил пять с половиной часов… Михаил Горбачев, каждый это признает, превзошел покойного Леонида Ильича выносливостью. Советскому народу было дано почувствовать и убедиться, что впредь им будут править энергично, по-молодому» {1122}.

Пока Горбачев не стал «любимцем Запада», он действовал почти так, как его предшественники. Но все же только «почти». Для последних лет правления Брежнева, Андропова, Черненко были характерны застылость, омертвение в кадровой пирамиде власти. Едва придя в главный кабинет партии, Горбачев стал понемногу, но не останавливаясь, подбирать команду «под себя». Он видел, что в международной политике страны трудно ожидать позитивных перемен, пока внешнеполитическое ведомство возглавляет опытный, но чрезвычайно консервативный дипломат старой сталинской школы А.А. Громыко. Однако Горбачев был ему обязан: ведь именно Громыко предложил на политбюро избрать его генеральным секретарем… Отправить на пенсию старика – будет обида, но и держать в МИДе нельзя. Что такое Министерство иностранных дел, Громыко пояснил Горбачеву на заседании политбюро, когда решалась судьба Э.А. Шеварднадзе.

– Ленин говорил, что МИД – это отдел ЦК {1123}.

Но седьмой «вождь» был опытным аппаратным тактиком.