Леонид Млечин - 10 вождей. От Ленина до Путина

Встречающиеся с ним иностранцы говорили, что видят раскованного и абсолютно уверенного в себе человека.

«Путин, несомненно, один из самых умных и культурных глав государств в новейшей истории России, – писал профессор Дмитрий Фурман. – Первый, после Ленина, знающий иностранный язык и ни разу не ошибившийся с ударением…

Путина очень многие любят. Некоторые его, естественно, ненавидят. Но он ни у кого не вызывает тех презрительных насмешек и ощущения стыда, которые раньше вызывали у бессильных подданных многие наши всесильные правители…»

Путин, заметил когда-то питерский писатель Борис Стругацкий, последняя надежда на то, что у нас все, наконец, «устаканится». Что зарплаты будут выдавать вовремя, и они будут большими. Что пенсии будут не ниже прожиточного уровня. Что воры будут сидеть в тюрьме. Что по улице вечером можно будет пройти, ничего не опасаясь. Что Россия возродится как великая держава…

В Путина поверили миллионы людей, которые сперва разуверились в коммунистах, потом в демократах, да и вообще во всех. Осталась последняя надежда – добрый царь. Добрый, сильный, властный и здравомыслящий. И вся эта надежда многие годы была сосредоточена на Путине…

Считается, что в России верховный правитель должен быть высоким, значительным и громогласным, с осанкой и повадками настоящего барина. Ельцин или Черномырдин казались самыми подходящими для такой роли. Внешне Путин не соответствовал этой роли. Но он проявил два очевидных таланта: он свой среди людей, принимающих решения, и одновременно умеет разговаривать с народом.

Не так просто определить взгляды Путина. Те, кто давно работает с ним, говорят, что он не из тех, кто раскрывается. Президент, конечно же, не коммунист. Сам говорит, что большевики в семнадцатом году украли «землю и свободу». Государственный аппарат занял командные высоты в нынешней российской экономике, но возвращение к прежней, советской жизни не состоялось. Путин на собственном опыте имел возможность оценить преимущества развитого капитализма.

– А правда, что вы однажды гонялись с палкой за крысами? – спросили президента американские журналисты.

– Да, было такое однажды, – подтвердил Путин. – И сделал для себя очень любопытный вывод: если крысу загнать в угол, она разворачивается и атакует, причем ведет себя очень агрессивно, преследует убегающего противника. Это, знаете, многому научило…

Возможно, поэтому в политике Путин осторожен. Он, кажется, не берется за решение неразрешимых проблем. Полагает, что менять надо только то, что необходимо. Его подход совпадает с мнением большинства. Множество проблем – в жилищно-коммунальном хозяйстве, в образовании, в здравоохранении – остаются нерешенными. Но не все в стране жаждут реформ. Скорее боятся их, опасаясь, что лекарство окажется хуже болезни.

Но если Путин что-то твердо решил для себя, он добивается своего. Далеко не все верили в возможность завоевать право провести Олимпиаду в Сочи. Он не только верил, но и сделал все, чтобы добиться победы. Можно с уверенностью сказать, что этим успехом поклонники большого спорта обязаны Путину, который приехал на заседание Олимпийского комитета прямиком с семейного ранчо президента Джорджа Буша.

Сложность состоит в том, что он избегает публично сообщать о своих намерениях, и люди часто не понимают, почему государственная машина добивается чего-то с упорством, достойным лучшего применения…

По своему характеру и воспитанию он с детства, кажется, более всего не терпит обвинений в слабости. Как руководитель не выносит предположений о том, что он поддается чужому влиянию. Если в обществе упорно говорят, что такого-то министра не сегодня завтра уберут, Путин ни за что его не тронет. Поэтому попытки предсказать грядущие кадровые перемены – гадание на кофейной гуще. Решения он принимает только сам – и часто совершенно неожиданные не только для политологов-кремленологов, но и для постоянных обитателей Кремля.

«Двор правителя, естественно, постоянно пытается проникнуть в его душу, – писал профессор Фурман, – занимается любительским психоанализом и сбором информации о его пристрастиях, привычках и влияниях на него. А правитель, также естественно, стремится сохранить себя как личность, свою свободу и свою приватную сферу и «прячется» от окружения. Любой двор – клубок тайн и интриг. Двери плотно запираются, но у этих дверей стоят люди, которые прислушиваются и пытаются подглядеть в замочную скважину. Это происходило всегда при различных дворах разных правителей…»

В 2008 году за Путина было готово проголосовать значительно больше избирателей, чем когда он баллотировался в первый раз. Рост цен на нефть, газ, металлы и другой российский экспорт наводнил страну деньгами. Удачная экономическая конъюнктура позволила улучшить положение людей. На социальные программы выделялись немыслимые даже для развитых стран суммы. Реальные зарплаты до кризиса увеличились. Средний доход российской семьи при Путине был вдвое больше, чем при Ельцине. Активный средний класс был доволен – можно зарабатывать, наслаждаться жизнью. Процветающие люди не ощущали необходимости участвовать в политической жизни.

Стабильность – это, пожалуй, главное, чего хотели россияне. Усиление роли государства в экономической жизни считалось гарантией стабильности. Социологи свидетельствовали об уверенности общества в том, что страна движется в правильном направлении. И надежды на развитие страны были связаны исключительно с Владимиром Владимировичем. Когда подошел к концу его второй президентский срок, общество в целом было готово вновь доверить свою судьбу Путину, связывая с ним явное улучшение экономической ситуации и возрастание роли России в мировой политике.

Писатель Борис Стругацкий на вопрос, как долго общественное недовольство будет обходить Владимира Владимировича, ответил:

– Сколь угодно долго. Пока Путин будет оставаться Путиным – спокойным, немногословным, скромным и энергичным человеком, умело поддерживающим «идеологическое равновесие»: либералам – курс на либеральные реформы, имперцам-державникам – символы и хоругви вроде гимна и Михалкова.

В своем недовольстве государственным аппаратом и политикой президента либеральная интеллигенция оставалась в одиночестве. Большинство было довольно тем, что власть вновь взяла в руки все нити управления обществом. Времена полной свободы многим вовсе не принесли счастья. Считалось, что освобождение России от советской системы само по себе вызовет энтузиазм. Но выяснилось, что нет привычки к самоорганизации. В стране всегда была только вертикаль власти, но не было горизонтальных связей. Люди не привыкли договариваться между собой, ведь все решало начальство. Нет традиции принимать во внимание интересы других. «Компромисс» – презираемое слово.