Анатолий Вассерман - Сундук истории. Секреты денег и человеческих пороков

Далеко не каждый охотник интересуется подробностями внутреннего устройства своих огнестрельных инструментов. Винтовку с давней почтенной репутацией довольно долго покупали в прежнем режиме. Но рассказы о нежданных осечках и промахах с каждым днём звучали всё чаще. В конце концов изменения в конструкции затвора подверглись подробнейшему изучению. Да ещё с участием специалистов, нанятых страховыми компаниями: тем не хотелось учащать выплаты жертвам лосей и медведей, уцелевших благодаря промаху первого выстрела и решивших не допустить второго. Так что причина странного поведения новых экземпляров старого, но грозного оружия выяснилась быстро.

Последствия были неизбежны: спрос на Винчестер-70 резко сократился. Правда, не до нуля: [25] По статистическим данным, указанным Милчевым, в конечном счёте новых винтовок продано даже больше, чем старых. Но насколько я могу судить, этот успех порождён в основном общим изменением состояния мирового оружейного рынка, но ни в коей мере не достоинствами новой модели. есть применения, где форма головной пули фиксирована, её возможные мелкие повреждения несущественны, а экономия при покупке кажется важной. Но по сравнению с былым массовым спросом это уже мелочь, не окупающая даже затраты на новую оснастку производства тех же затворов.

Пришлось скоропостижно восстановить выпуск старого затвора с фиксацией патрона в начале хода подачи. А заодно — сменить марку на Винчестер-700: старое название оказалось безнадёжно скомпрометировано. [26] Название «Винчестер-700» появилось в порядке конкуренции с другой популярной винтовкой «Реминггон-700» и продержалось недолго. В конечном счёте прижилось название «Винчестер-70 классический». Добавились расходы на рекламную раскрутку нового названия.

Но и это не вполне помогло. Рынок оружия в мирное время — один из самых насыщенных. Добротный ствол выдерживает многие тысячи выстрелов, сохраняя кучность в доли угловой минуты. Обычно же на привычных для охотника дистанциях приемлем разброс в одну-две минуты — тут и десятки тысяч выстрелов получатся. Надёжность большинства прочих узлов примерно такая же, а ломкие мелочи несложно заменить. Новое оружие покупают разве что в тех — далеко не частых — случаях, когда оно явно и намного превосходит прежнее. Между тем производственные мощности оружейников строятся с оглядкой на чрезвычайные обстоятельства. Даже чисто охотничий инструмент — дробовик — незаменим при штурме окопов: картечный выстрел вдоль траншеи выметает вражеских бойцов начисто. Избыток производительности порождает конкуренцию, почти невообразимую на других рынках. Нишу, ненадолго освобождённую старой винтовкой, тут же заняли другие фирмы. Спрос на Винчестер-700 стал в разы меньше, чем на Винчестер-70 парой лет ранее.

Общее образование — в том числе и управленческое — вряд ли может кому-то сильно повредить. Но без хорошего владения проблематикой конкретной отрасли — а порою и конкретного изделия — оно немногим полезнее мощного мотора в автомобиле без руля на дороге без указателей.

Нелепость официальной — парниковой — теории глобального потепления доказана за десятилетия до её появления. Но это не отменяет сам факт нынешнего роста средней температуры Земли. Более того, раз уж рост вызван не промышленной деятельностью человека, то и затормозить его доморощенными средствами — вроде разорения угольной промышленности со всеобщим переходом на нефть и газ — не удастся.

Правда, можно охладить планету, искусственно стимулируя образование облаков, чтобы солнечный свет отражался высоко в воздухе и не разогревал твёрдую поверхность. Но при этом ухудшатся условия произрастания множества растений — а от них человечество (да и прочий животный мир) зависит куда больше, чем от температуры.

Нынешний рост энергопотока от Солнца, разогревающий Землю, через пару десятилетий сменится спадом. Где гарантия, что искусственно созданные облака и прочие средства глобального охлаждения удастся устранить достаточно быстро? Как бы нам не пришлось вести новую героическую борьбу — на сей раз уже с морозами.

«Что же из этого следует? Следует жить!»

Человек адаптируется к изменениям внешних условий несравненно лучше любого другого животного. Ибо способен менять собственную среду обитания. Пусть пока и не в глобальных масштабах: нынешний нагрев планеты порождён — несмотря на всё наше самомнение — внешними причинами. Но по меньшей мере в пределах своей непосредственной досягаемости.

По старинной присказке, местечковый умник в большом городе — еле-еле сумасшедший. Нынешнее лето поставило немало рекордов жары в Москве. Но для моей родной Одессы — где я по семейным обстоятельствам провёл практически все жаркие месяцы — эти московские температуры далеко не запредельны. [28] Тремя годами позже — в 2010-м — московская жара всё же превзошла одесскую. А уж мои сокомандники, пребывающие в Израиле едва ли не больше, чем я в Одессе, и подавно не заметили ни в московской, ни в одесской жаре ничего сверхъестественного — кроме журналистского шума по её поводу.

Причины очевидны. Одесса изначально создана в расчёте на климат куда более жаркий, нежели в Москве. Но и одесская жара по ближневосточным меркам скромна — поэтому семитские народы ещё с финикийских времён вырабатывали куда более совершенные, нежели в наших краях, способы поведения при высокой температуре и защиты от неё.

Легендарные канотье одесских «пикейных жилетов» — не столько прихоть моды, сколько лёгкая и хорошо вентилируемая защита головы от южного солнца. Среднеазиатский стёганый халат и арабский бурнус не пропускают к телу ни ночной холод, ни палящий воздух свирепого летнего дня.

Толстые стены, шторы и жалюзи на окнах — привычные черты южного дома. На севере ещё можно экономить на стенах, если отопление дёшево. Зато от жары до недавних времён нечем было защититься, кроме стен — тепловых аккумуляторов: ночью они отдают тепло, и дневная жара должна прогреть их насквозь, прежде чем доберётся до комнат.

Замечу кстати: при нынешнем развитии кондиционеров Калифорния тратит на охлаждение воздуха в своих домах едва ли не больше энергии, чем вся Россия — на отопление. Одного этого достаточно, чтобы понять: нашумевшая книга Паршева «Почему Россия не Америка», объясняющая все наши экономические трудности неизбывными русскими морозами, имеет к реальности ничуть не большее отношение, нежели, к примеру, «Война миров» Уэллса (а по литературному дарованию фантасту Паршеву далеко не то что до фантаста Уэллса, но даже до фантаста Головачёва).