Анатолий Вассерман - Реакция Вассермана и Латыпова на мифы, легенды и другие шутки истории

Самая очевидная из них — традиционные различия в достатке стран. Пекинец вряд ли сможет себе позволить БигМак по чикагской цене. Зато с бергенца можно содрать втридорога.

Но нищета и богатство — категории не экономические. Игроки на валютных биржах руководствуются существенно более оцифрованными данными. Прежде всего — потоками товаров и услуг, стоящих за значками валют.

Самая недооценённая валюта — у страны, уже пару десятилетий исполняющей обязанности мастерской мира. Конвейерные производства переносятся в Китай, ибо там самая дешёвая рабочая сила. Ведь всё необходимое для её существования тоже дёшево — не только благодаря баснословной скромности потребностей среднего китайца, но и вследствие искусственно заниженного курса местной валюты.

Малайзия, Индонезия, Украина тоже ориентируются на экспорт. Чтобы обеспечить конкурентоспособность продукции, они — как и Китай — удешевляют свою валюту.

Искусственное обесценивание валюты стало инструментом экспортной экспансии ещё во времена Великой депрессии. Но тогда им одновременно воспользовались все ведущие промышленные страны, и ничего, кроме хаоса в финансах, трюк не принёс: соотношения валют после краткого замешательства вернулись на прежний, додепрессивный уровень. Сейчас благополучные государства стараются без особой надобности не играть своими курсами. Поэтому страны послабее и могут опустить свои валюты ниже паритета, дабы стимулировать экспорт.

С другой стороны, Швейцария экспортирует разве что предметы роскоши. Скажем, легендарные швейцарские механические часы — при всей изощрённости устройства — заведомо не могут быть точнее электронных. И даже механические японские давно не менее надёжны. Швейцарские часы носят ради престижа — и чем они дороже, тем престижнее.

Основной доход Швейцария сейчас получает от туризма. Туристы тратят деньги внутри страны — и чем выше цены, тем больше страна зарабатывает. Тут выгоден завышенный курс.

Норвегия экспортирует в основном энергию: электричество, нефть, газ. На высокотехнологичном рынке этот товар всегда востребован. Можно не беспокоиться о конкуренции и завышать курс своей валюты, чтобы в страну охотнее импортировали всё, что в ней не производится.

Россия тоже энергоэкспортёр. Но у нас ещё в советское время выстроена мощная разносторонняя промышленность. Рубль занижают, чтобы стимулировать экспорт её продукции — в надежде, что благодаря этому она рано или поздно выйдет на советский уровень по количеству произведённого, а там и по качеству начнёт соответствовать требованиям мирового рынка.

Отчего же Центральный банк России то и дело сетует на слабость рубля? Да и другие промышленные страны до кризиса, как правило, не пытались опускать свои валюты, предпочитая переносить производство в регионы подешевле и подпитывать высвободившихся рабочих пособиями за счёт налогов с фирм?

Заниженный курс не только стимулирует экспорт. Он ещё и снижает уровень жизни. Становится невыгоден импорт — а производить внутри страны вообще всё, что ей нужно, не так уж хорошо: преимущества разделения труда проявляются на международном уровне ничуть не слабее, чем в пределах одного конвейера.

Занижение курса валюты — налог на всех граждан страны в интересах экспортёров. Причём самый несправедливый налог, ибо бьёт прежде всего по беднейшим. Уж лучше прямой протекционизм — ограждение внутреннего рынка таможенными и нетарифными барьерами, благодаря которым, например, Япония (тоже крупнейший экспортёр) ограничивается ценой БигМака в 2 доллара 29 центов, заниженной всего на 33 процента.

В перспективе промышленность, выросшая в протекционистской теплице, может вернуть всё вложенное в неё. Но учиться конкурентоспособности придётся заново. Выучимся ли?

Несколько слов о новом экспортном товаре Соединённых Государств Америки.

Нынешний экономический кризис в существенной своей части проистёк из того, что за пределы Соединённых Государств Америки выведена значительная часть материального производства. Правда, в самой стране остались производства интеллектуальные — от разработки новых конструкций до съёмки голливудских ужастиков. Но этого всё же не хватает, чтобы занять всё население какими-то реальными делами. Поэтому многие занимаются делами, мягко говоря, не имеющими реальной ценности, и живут в конечном счёте на дотации — пусть даже экономическая сущность дотаций замаскирована общественно бессмысленными занятиями.

Неумеренная эмиссия денег, необходимых для покрытия этих дотаций, хотя и замаскирована хитроумными финансовыми инструментами, не поменяла своей инфляционной сущности. А потому — как и любая инфляция — породила кризис. Чтобы с этим кризисом как-то справиться, нужны в конечном счёте какие-то новые экспортные товары, реально производимые внутри страны и представляющие для окружающих интерес, достаточный для того, чтобы окружающие всё это купили.

Но новые товары придумать вообще не так уж просто, произвести ещё сложнее. А главное — на мировом рынке уже сформировалась инфраструктура, готовая производить — причём производить дешевле самих американцев — практически всё, что те сумеют придумать.

Поэтому американские стратеги придумали товар, который реально производить никто, кроме них самих, не возьмётся. Точнее, многочисленные вспомогательные мелочи для этого товара охотно создают многие. Но вот производить его в целом не возьмётся никто. Ибо товар этот — нестабильность, политическая и экономическая.

Скажем, достаточно один раз усадить на верхушку властной пирамиды Украины или Грузии, мягко говоря, мало вменяемого политика — и дальше он обеспечит нестабильность в этой стране и в её окрестностях на много лет вперёд. А посадить не так уж сложно: несколько лет прикармливали через так называемые негосударственные организации несколько тысяч юнцов — и потом эти юнцы послужили центрами кристаллизации, вокруг которых собрались все недовольные существующим положением дел и совместными усилиями выстроили положение ещё худшее. Кстати, непосредственно раздавала корм негосударственным организациям сотрудница отдела разведки министерства иностранных дел Соединённых Государств Америки Кэтрин Клэр — ныне жена президента Украины Екатерина Михайловна Чумаченко.

Вы спросите: а кто же, собственно, купит нестабильность? Прежде всего политики — вроде Ющенко, Саакашвили. Наши политики, типа Касьянова с Каспаровым и Лимоновым, тоже охотно купили бы. Но, по счастью, у нас масса прикормленных юнцов пока ниже критической — не достаточна, чтобы устроить в стране действительно серьёзную перетряску. Хотя попытки такого рода делались, но пока, по счастью, оказались не слишком удачны.