В Барышников - Вступление Финляндии во вторую мировую войну 1940-1941 гг.

Безусловно, в рейхе достаточно внимательно следили за переговорами, касавшимися Аландских островов. Немецкий посланник в Хельсинки В. Блюхер откровенно тогда указывал на то, что «Аландские острова занимают ключевое положение в Балтийском регионе и та держава, подобная России, которая сможет контролировать Финляндию и Аландские острова, поставит Германию в весьма зыбкое положение на Севере». [489] Ibid. P. 405.

Для Берлина скорее было важным само проявление обострения дипломатических отношений между СССР и Финляндией, нежели угроза усиления позиций Советского Союза в восточной части Балтики. Внешнеполитическая напряженность в этом регионе как раз была на руку немецким дипломатам. Создавать же для себя конфликтную ситуацию по проблеме, касавшейся островов, в Германии, очевидно, не собирались. [490] См.: Jalanti H. Suomi puristuksessa 1940–1941. Hels., 1966. S. 102. К тому же советский полпред в Берлине А. А. Шкварцев заверил И. Риббентропа, что «слухи о трениях между СССР и Финляндией по вопросу об Аландских островах совершенно не соответствуют действительности». [491] Документы внешней политики. Т. XXIII. Кн. 1. С. 553.

Несмотря на столь категоричное заявление советского представителя в Германии, эти переговоры завершились подписанием специального соглашения только лишь 11 октября 1940 г. Оно подтверждало демилитаризованный статус Аландов и открывало возможность для создания на них советского консульства. [492] Там же. С. 660–662. Тем не менее в период, когда была достигнута такая договоренность, вокруг Финляндии сложилась новая ситуация, и аландский вопрос уже не был столь актуальным. Москва, таким образом, стремилась добиться максимальной результативности своего дипломатического давления на Финляндию, но эти действия фактически становились малоэффективными в условиях динамично меняющейся обстановки в Европе.

Аналогичная ситуация складывалась и относительно базы Ханко. Стремясь активно использовать во внешней политике столь важный фактор, как наличие своей военно-морской базы на финской территории, советское руководство уже 8 июля 1940 г. запросило Финляндию о возможности организации туда транспортных перевозок по железной дороге через территорию Финляндии. Обсуждение этого вопроса, естественно, также подчеркивало очевидную уязвимость финской военной обороны.

В августе по этой проблеме начались официальные переговоры, и в Москву прибыла специальная финляндская делегация. Как отметил в своих мемуарах Паасикиви, «нашей задачей было так организовать транзит, чтобы это не являлось опасным для обороны» Финляндии. [493] Paasikivi J. К . Toimintani Moskovassa ja Suomessa 1939-41. Osa II. S. 112. Эти переговоры закончились достижением в начале сентября договоренности о поставленной СССР проблеме. По этому поводу Р. Рюти с горечью записал в своем дневнике, что договоренности «содержали положение о перемещении советских войск и их вооружения». [494] Kansallisarkisto (далее — KA). Risto Rytin kokoelma. Oikeuskanslerin virasto. Дневник Р. Рюти (1940–1941).

Однако проблема Ханко в условиях ужесточения советской позиции в отношении Финляндии оказалась не последней. Москва к тому же затронула и вопрос, касавшийся чисто внутрифинских дел. СССР настаивал на выводе из состава финского правительства министра социального обеспечения, лидера Социал-демократической партии Финляндии В. Таннера. В конце июля — начале августа В. М. Молотов неоднократно заявлял посланнику Ю. К. Паасикиви, что «до тех пор, пока Таннер будет находиться в правительстве, не удастся достигнуть хороших отношений между нашими странами». [495] Paasikivi J. K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa 1939-41. Osa II. S. 67, 69. Безусловно, что такое заявление имело весьма щепетильный характер, а само его решение приобретало для финского руководства принципиальное значение.

Поскольку такая постановка вопроса являлась фактически вмешательством во внутренние дела Финляндии и Молотов в данном случае нарушал все дипломатические нормы, то и удовлетворять это требование было, конечно, необязательно. Однако финляндское руководство и здесь пошло навстречу Москве. По всей видимости, это было связано с тем, что для финнов и ранее не было секретом весьма негативное отношение в СССР к В. Таннеру, поскольку в Москве считали его главным виновником срыва советско-финляндских переговоров в канун «зимней войны». [496] См.: Барышников В. Н. От прохладного мира к зимней войне. Восточная политика Финляндии в 1930-е гг. СПб., 1997. С. 260. Позиция советского руководства по отношению к В. Таннеру была известна и за рубежом. Комментируя данное обращение, Министерство иностранных дел сообщало: «Причина этого необычного шага заключается в том, что Сталин или Молотов лично ненавидят Т. (Таннера. — В. Б. )». [497] Documents on German foreign policy 1918–1945. Ser. D. Vol. X. P. 289. И поэтому большого удивления заявление Молотова не вызвало в Хельсинки, а само решение об отставке Таннера было также принято 15 августа.

Трудно сказать, насколько это дипломатическое давление было необходимым, поскольку оно уже не могло позитивно повлиять на налаживание между соседями дружественных отношений. К тому же, как признавал сам Молотов, Таннер ушел не совсем, «он только отошел в тень, но у него есть союзники в правительстве». [498] Документы внешней политики. Т. XXIII. Кн. 1. С. 526. Если нарком иностранных дел так полагал, то зачем понадобилось столь откровенно оказывать давление на Финляндию, итог которого был так незначителен?

Таким образом, становилось очевидным, что советская дипломатическая активность по отношению к Финляндии давала определенный, хотя и чисто внешний результат. Но он не имел кардинального значения с точки зрения изменения внешнеполитического курса Финляндии по отношению к Советскому Союзу и, более того, использовался финскими политиками в совершенно противоположном направлении.

В частности, именно тогда финская сторона предпринимала особые усилия для расширения сотрудничества с Германией. При этом подобные действия нередко объяснялись стремлением создать «противовес» Советскому Союзу с целью обезопаситься от его «угрозы». Даже финский посланник в Москве тогда пришел к весьма показательному выводу. В своем донесении в Финляндию в августе 1940 г. он особо подчеркнул, что «не надо сбрасывать со счета такую перспективу, когда мы как-то пытаемся удовлетворить Советский Союз, но все-таки не можем гарантировать избежания войны». [499] Paasikivi J. K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa 1939-41. Osa II. S. 81.

Возникновение «советской опасности» увязывалось конкретно с постановкой СССР вопроса о транзитной железнодорожной связи с Ханко, а также с крайне критическими сообщениями в это время по поводу Финляндии. Паасикиви, в частности, обратил внимание на то, что публикации газет относительно Финляндии «вызывают оживленное обсуждение в дипломатических кругах Москвы». При этом сама возникшая дискуссия явно соединялась с «вопросом о планирующихся действиях против Финляндии» в СССР. [500] Ibid. S. 70.