Дмитрий Волкогонов - Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

Ленин привык давать Каменеву не только государствен­ные партийные поручения, но и бытовые, хозяйственные: „12 или 13 приезжает Горький. Можете ли распорядиться дать ему дров?" Или: „Тов. Каменев! Очевидно, Ваше рас­поряжение о дровах для т. Горького не выполняется. Кор­мят обещаниями. Тов. Гильбо жалуется. На квартире у него 0°. Нужно отдать под суд виновного в неисполнении Вашего распоряжения…" Ленин просит помочь детям И.Ф.Арманд в уходе за ее могилой, дает десятки других мелких пору­чений Каменеву.

Но думаю, Каменев в судьбе Ленина сыграл наиболь­шую роль как публикатор, издатель ленинских работ. Еще в 1907 году Каменев по договоренности с Лениным пытался издать трехтомник его работ под названием "3а 12 лет". Ленин без ложной скромности считал, что написанное им после 1885 года достойно общественного внимания. Каме­нев заключил договор с издательством социал-демократов "Зерно", но по ряду причин замысел не удался. Главная причина: после выхода первого тома он не был раскуплен.

После вывода Каменева из состава Политбюро в 1926 году судьба, а точнее, Сталин бросали его на разные участки „социалистического строительства". Был он нарко­мом торговли, полпредом в Японии, полпредом в Италии, членом дирекции Института Ленина. В 1934 году назначает­ся директором Литературного института. Казалось, здесь он сможет наконец остановиться и что-то сделать. По ряду косвенных признаков я могу судить, что Каменев хотел на­писать воспоминания о Ленине, поскольку он больше, чем кто-либо другой, был знаком с литературным наследием вождя.

Каменев первый, кто ознакомился с личным архивом Ленина, на базе которого впоследствии и возник институт соответствующего наименования. Видимо, было справедли­во, что Каменев стал и его первым директором. Уже Каме­нев „отсеял" при публикации многие письма, записки, распо­ряжения Ленина, ибо они не „работали" на ленинизм. В последующем это стало большевистской традицией: пока­зывать, освещать Ленина народу только с одной, „выгодной" стороны.

Сам Каменев не оставил „сочинений", хотя томов на пять-шесть и набралось бы. Заслуживают внимания, на наш взгляд, выступления Каменева, посвященные памяти Лени­на, предисловия к ленинским работам, размышления о Мар­тове, материалы, являющиеся фактической хроникой вну­трипартийных разногласий, переписка Сталина и Каменева. Достаточно информативны материалы Швальбе — личного секретаря Каменева.

Как мы уже писали, Каменев неважно писал политиче­ские статьи, но гораздо лучше — литературные очерки. Я уже упоминал книгу о Чернышевском, назову статью о Гёте, предисловия к тургеневским романам, статьи-рецен­зии на книги „Репин", „Андрей Желябов", „Ломоносов" и другие.

Судьба Зиновьева и Каменева печальна. В разгоревшей­ся после смерти Ленина междоусобице они делали слабые политические ходы. Сначала „близнецы" помогали генсеку устранить Троцкого, а затем и сами попали под жернова страшного сталинского аппарата. Крушение ленинских ору­женосцев нельзя объяснить только различием курсов, борь­бой „уклонов" и платформ. Ленин создал Систему, где на вершине власти было место только одному вождю. Только одному! Но претендентов, особенно вначале, было гораздо больше.

Когда же Сталин одержал над ними политический верх, эти люди стали ему мешать как напоминание о Ленине. Сталин не мог смириться и забыть, что Зиновьев, Каменев, как и другие „октябрьские вожди", были во многих отноше­ниях ближе к Ленину, нежели он. В этих людях Сталин видел потенциальных соперников. Это роковым образом предопределило их судьбу. Глупые, часто смехотворные вы­думки о заговорах и тайных „центрах" — лишь антураж того процесса, который окончательно утвердил монополию Сталина на Ленина и его наследство.

Первое время „близнецы", особенно Зиновьев, еще вери­ли в возвращение наверх. Когда 6 ноября 1929 года Зиновье­ва „проверяли" на коммунистической ячейке Центросоюза, отвергнутый Сталиным Григорий Евсеевич заявил: „Я ду­маю, что со временем (и это время, надеюсь, не так далеко) Центральный Комитет даст мне возможность приложить силы на более широкой арене…" Наивные надежды… Он плохо изучил „верного ленинца" — Сталина.

Сталин не мог забыть, что при Ленине того же Зиновье­ва славили куда больше, нежели совсем неприметного Ста­лина. Когда Троцкий в сентябре 1918 года закончил свою речь перед Петроградским Советом словами: „Мы ученики Ленина, мы стремимся к тому, чтобы хоть капельку похо­дить на этого пламенного трибуна международного комму­низма, на величайшего пророка и апостола социалистической революции…" — раздались, как записано в стенограм­ме бурные аплодисменты". Когда же председательствую­щий на собрании Зорин прокричал в зал: „Да здравствует лучший ученик товарища Ленина — товарищ Зиновьев!" — собрание, как утверждает та же стенограмма, разразилось „бурной овацией".

Пожалуй, никто, как Зиновьев, не был способен так славить Ленина. По случаю смерти Ленина Зиновьев заявил в своей речи: „Ленин — это Ленин. Могуч, как океан, суров и неприступен, как Монблан, ласков, как южное солнце, велик, как мир, человечен, как дитя…" Сталин, с его ковар­ством, не мог допустить, чтобы мертвого Ленина с его "ле­нинизмом" перехватили другие. Не смогли. Не перехватили.

В десятую годовщину смерти Ленина, в январе 1934 года, Зиновьев написал по этому поводу статью, кото­рую никто не хотел публиковать. Там есть такое место, где Зиновьев приводит цитату из Ленина и пишет: „Эту цитату т. Сталин — продолжатель дела Ленина — смог в начале 1933 года подкрепить данными победоносно завершенной первой пятилетки…" Затем перед словом „продолжатель" вставляет слово „великий"… А ведь Зиновьев знал, кем на самом деле был этот „великий"… Какие чувства испытывал он, уже вынужденно славя удачливого вождя?

Зиновьев чувствует, что хватка Сталина все крепче. Со­ратник Ленина уже совсем не думает, как в первые годы после смерти вождя, о возвращении на холм власти, а пыта­ется просто выжить. Бывший .лучший ученик" Ленина ищет способы продемонстрировать свою лояльность к Сталину. На письменные просьбы принять их с Каменевым генсек не отвечает. Остается одно — все активнее включиться в хор славословия Сталина. Ведь он — обладатель такого сильно­го и звонкого голоса…

Выходит очередная книга генсека „Марксизм и нацио­нально-колониальный вопрос". Зиновьев тут же пишет ста­тью (которую вновь никто не хочет брать) „Из золотого фонда марксизма-ленинизма". Нужно сделать запевку сразу же; Зиновьев начинает статью на высокой ноте:

„Есть в сокровищнице марксизма-ленинизма некоторое количество таких книг, без которых не может обходиться ни один марксист и которые составляют золотой фонд ми­рового коммунизма. Таких книг у нас по количеству немно­го. Да тут количество и не важно. Этих книг немного, но именно они составляют самое драгоценное состояние миро­вого рабочего движения. В этой „могучей кучке" книг одна из работ товарища Сталина уже давно — и вполне заслу­женно — заняла выдающееся место. Мы говорим, конечно, о его „Основах ленинизма". Теперь новая книга столь же заслуженно займет место среди самых выдающихся произ­ведений марксизма-ленинизма…"