Дмитрий Волкогонов - Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

Зиновьев и Каменев — одни из архитекторов преступ­ной Системы и ее мученики.

…Время своим саваном укрывает ушедшее и ушедших.

Ленин, в предвидении своего ухода в мир иной, дал очень странную характеристику Бухарину, которого он, судя по всему, весьма ценил.

Зимним днем 24 декабря 1922 года, когда сумерки уже готовятся натянуть свой серый полог над землей, Ленин диктовал М.А.Володичевой характеристики, которые, пожа­луй, не столько проясняют ситуацию, сколько запутывают ее. Напомню эти слова.

„Из молодых членов ЦК хочу сказать несколько слов о Бухарине и Пятакове. Это, по-моему, самые выдающиеся силы (из самых молодых сил), и относительно них надо бы иметь в виду следующее: Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считает­ся любимцем всей партии, но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены вполне к марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он ни­когда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диа­лектики)".

Представляется, что это одно из самых парадоксальных умозаключений Ленина: „ценнейший и крупнейший теоре­тик партии" и здесь же — „никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики". Такая высокая оценка одного из „выдающихсясил" партии одновремен­но — „его теоретические воззрения очень сбольшим сомне­нием могут быть отнесены к вполне марксистским…" „Схо­ластическое" вБухарине — ивдруг: „законно считается лю­бимцем всей партии…".

Думаю, что приведенный фрагмент свидетельствует не столько о „воззрениях" Бухарина, сколько о взглядах самого Ленина. Например, что касается политической "диалекти­ки", то, если суммировать все сказанное Лениным, она смог­ла выглядеть как превращение диктатуры одного класса в диктатуру одной партии, а затем — в диктатуру вождя. Ленин не говорил прямо о такой .диалектике", но она выте­кала из его анализа, а главное — практических действий. Бухарин был более мягок, чем все остальные вожди, а это такой недостаток, который не мог позволить Бухари­ну вполне „понимать диалектику". Это не укладывалось в жестокую философию Ленина. В этом все дело.

Живость мысли, энергия публициста, преданность идеа­лам коммунизма и самому Ленину показались вождю доста­точными, чтобы объявить Бухарина "любимцем партии". Ду­маю, что рядовые члены РКП не только не подозревали Об этом, но многие и не знали о существовании самого Буха­рина.

Вокруг Ленина было много недоучившихся вождей: Троцкий, Сталин, Каменев, Зиновьев и Бухарин тоже. Про­фессиональный революционаризм Ленин ценил выше, чем университетские курсы.

„Ценнейший и крупнейший теоретик партии" вначале был откровенным адептом левого коммунизма с его ставкой на мировую революцию и безграничную эффективность диктатуры пролетариата. Через несколько лет Бухарин — уже лидер правого коммунизма, с его упором на постепен­ность, компромиссы, умеренность. Между этими полюсами большевистского спектра лежит десятилетие. Что же испо­ведовал Бухарин „посредине" этих лет? Ведь не мог быть переход из одного „уклона" в другой мгновенным? Каков же Бухарин, несомненно личность неординарная, талантливая, эмоциональная, был в „теории" на самом деле?

Ответить на этот вопрос очень помогает малоизвестная книжка Н.И.Бухарина „О мировой революции, нашей стра­не, культуре и прочем". Труд написан в форме ответов академику И.Павлову как раз „посредине" десятилетия меж­ду левыми и правыми большевистскими воззрениями Буха­рина, в 1924 году. Шестьдесят страниц бухаринской работы достаточно полно дают ответ о содержании его теоретиче­ских взглядов.

Академик Павлов, обладая духовной смелостью, как почти каждый подлинный ученый, заявил в своей вводной лекции, что „марксизм и коммунизм не абсолютная истина, в которой, может быть, есть часть правды, а может быть, и нет правды". Павлов поставил под сомнение шансы мировой революции, вообще не увидел позитивного содержания в революции, которая ведет к деградации культуры. Павлов выступил против гражданских войн как средства достиже­ния политических целей. Бухарин взялся все это решитель­но опровергнуть, назвав взгляды академика „тупиками", предварительно пронумеровав их как „первый", „второй", „третий" и „четвертый". Что же утверждал Бухарин?

Обругав по ходу дела писателя Мережковского, фило­софа Бердяева, отца Флоренского, Бухарин раскладывает „по полочкам" свои теоретические воззрения.

Нет шансов мировой революции? Но это „павловский тупик номер первый". Бухарин возражает, и читатель имеет возможность оценить глубину размышлений „выдающегося теоретика" марксизма: „Совершенно очевидно, что мировая революция есть факт. Но что она находится в определен­ной фазе своего развития, когда пролетариат захватил толь­ко одну шестую суши, а не шесть шестых, — это тоже факт…"

Революция русская не имеет позитивного содержания? Но это „второй тупик мысли академика Павлова". Для Буха­рина все ясно: „Большевистская революция спасла страну от разгрома и превращения в колонию… Один выход из войны и неплатеж долгов являются двумя факторами, кото­рые определили жизнь страны". Теоретик считает, что пози­тивное содержание революции столь очевидно, что этого нет нужды доказывать. „Неплатеж долгов" своим кредито­рам — чего уж тут яснее… Как может думать академик, узнав об этом аргументе, что от „революции нет пользы"? Разбойничья логика не смущает Бухарина.

Разве гражданская война не ужасна, вопрошает Павлов. „Но это третий тупик академика". Для Бухарина и здесь все ясно: „Без уничтожения власти капитала мы идем к гибе­ли — вот что должно быть выжжено в каждом мыслящем мозгу. И ради спасения человечества мы должны идти на жертвы, которые требует революция…" Автор книжки еще не знает, что Советская Россия принесет эти жертвы, чудо­вищные жертвы; только с 1929 по 1953 год будет репресси­ровано 21,5 млн. человек. И среди них сам Николай Ива­нович Бухарин… И это все „ради спасения человечества"? Здесь Бухарин обильно приводит ленинскую аргументацию о пользе революционного насилия.

Революция заводит культуру в никуда? Но это „тупик академика Павлова номер четвертый и последний", считает Бухарин. Он особенно негодует, что Павлов приводит вся­кие там примерчики. „Сейчас на что-нибудь дают огромные деньги, например на Японию, в расчете на мировую револю­цию, а рядом с этим наша академическая лаборатория полу­чает три рубля золотом в месяц…"

— Откуда это академик Павлов узнал об „огромных деньгах на Японию"? — вопрошает Бухарин.

Конечно, в контексте рассматриваемого спора этот во­прос частный, но мы-то сегодня знаем, что сотни миллио­нов, миллиарды рублей передала страна, ведомая бухариными и другими последователями Ленина, на „мировую рево­люцию" во все концы света.