Тимоти Снайдер - Дорога к несвободе. Россия, Европа, Америка [litres]

Россия открыто поддержала австрийских противников ЕС. Подобно Великобритании и Франции, Австрия – некогда империя – теперь участвовала в интеграции. Сначала Австрия была ядром империи Габсбургов, в 1920–30-х годах – несостоятельным национальным государством, а позднее (в течение семи лет) одной из земель нацистской Германии. Некоторые лидеры Австрийской партии свободы (АПС) имеют семейные или идеологические (либо и те, и другие) связи с нацистским периодом. (Это случай Иоганна Гуденуса, который учился в Москве и говорит по-русски.)

В 2016 году, во время кампании по выборам президента Австрии, АПС заключила с “Единой Россией” соглашение о взаимодействии и сотрудничестве, очевидно, ожидая победы своего кандидата Норберта Хофера. И он почти победил. В апреле 2016 года Хофер выиграл в первом туре голосования и почти проиграл во втором (и в третьем, назначенном после жалоб на нарушения). В декабре Хофер снова проиграл, однако он получил 46 % голосов избирателей: максимум за всю историю участия в национальных выборах кандидатов от АПС.

В Австрии, как и во Франции, пророссийский кандидат не сумел победить, однако добился гораздо более впечатляющего результата, чем ожидалось в начале российской кампании по разрушению ЕС. В декабре 2016 года лидеры АПС прилетели в Москву, чтобы заключить с партией Путина соглашение. В октябре 2017 года АПС получила на парламентских выборах 26 % голосов и в декабре приняла участие в формировании коалиционного правительства. Теперь ультраправая партия, открыто сотрудничающая с Москвой, участвует в управлении государством-членом ЕС.

Интеграция или империя? Разрушит ли новый, “евразийский”, империализм Европейский Союз – или европейская интеграция достигнет территории, которая в 1922 году входила в состав СССР? Этот вопрос стоял перед европейцами в 2013 году. В то самое время, когда Москва настойчиво стремилась разрушить Европейский Союз, Киев заканчивал переговоры об ассоциации с Европой. Соглашение о торговле пользовалось популярностью на Украине. Олигархи жаждали доступа на европейские рынки. Владельцы малого бизнеса желали верховенства права, чтобы конкурировать с олигархами. Студенты (и в целом молодежь) хотели европейского будущего. Хотя президент Виктор Янукович упорно старался не замечать этого, он все равно стоял перед выбором: если бы Украина заключила соглашение об ассоциации с Европейским Союзом, она не смогла бы влиться в путинскую Евразию.

Сами евразийцы заняли на этот счет недвусмысленную позицию. Дугин уже давно призывал к уничтожению Украины. Проханов в июле 2013 года предполагал, что Янукович может быть смещен. В сентябре 2013 года Глазьев заявил, что Россия может захватить украинскую территорию, если Украина не примет ее предложение. В ноябре 2013 года Янукович разочаровал всех: он не подписал соглашение с европейцами и не повел Украину в Евразию. В феврале 2014 года Россия напала на Украину. Российская “политика вечности” столкнулась с европейской “политикой предопределенности”. Европейцы не понимали, что им делать: прежде никто не противился вступлению в ЕС, тем более не сопротивлялся ему с оружием в руках. Мало кто сознавал, что противодействие интеграции – это одновременно и нападение на их собственные хрупкие государства. Москва продолжила борьбу с ЕС на территории якобы податливой Украины. Поскольку европейцы не сумели уяснить значение конфликта на Украине, они оказались уязвимее украинцев. Сами украинцы прекрасно понимали, что их государство непрочно, и многие видели в ассоциации с ЕС предпосылку к обеспеченному будущему под защитой закона. И, считая членство в ЕС этапом государственного строительства, они восприняли российское вмешательство как повод для патриотической революции.

Остальные европейцы, забыв об этой связи, рассматривали порожденную российской агрессией политическую проблему как проблему культурных различий. Европейцы поддались убаюкивающей российской пропаганде, настаивавшей, что проблемы Украины указывают на ее отклонение от основного течения европейского развития.

Российские адепты “политики вечности” быстро нашли уязвимое место европейской “политики предопределенности”: для этого пришлось сказать лишь (как в 2014 и 2015 годах), что украинцы – не рациональная нация, ведь они не усвоили уроки Второй мировой войны. Европейцы, важно кивая и ничего не предпринимая, укрепились в ошибочном восприятии собственной истории и подвергли риску суверенитет собственных стран.

Единственной альтернативой “предопределенности” и “вечности” оказалась история: ее понимание или ее творение. Украинцам, трезво оценивавшим свое положение, пришлось изобрести нечто новое.

Российская “политика вечности” вернулась на тысячелетие в прошлое, чтобы отыскать вымышленный момент невинности. Владимир Путин заявил, что крещение Владимира (Вальдемара) сделало россиян и украинцев одним народом. В июле 2013 года в Киеве Путин читал в людских душах и рассуждал о сакральной геополитике:

Наше духовное единство началось с крещения святой Руси 1025 лет тому назад. И за это время очень многое произошло в жизни наших народов, но духовное единство является настолько прочным, что не подвержено никаким действиям властей: ни государственных, ни, позволю себе даже сказать, церковных. Потому что, какая бы власть над людьми ни была, крепче, чем власть Господа, ничего быть не может. И в душах наших людей это является самой прочной основой нашего единства.

В сентябре 2013 года Путин на заседании международного дискуссионного клуба “Валдай” объяснил свое представление на профанном языке. Он упомянул об “органической модели” (по Ильину) российской государственности, причем Украину счел неотъемлемым органом непорочного российского организма. “У нас общая традиция, общая ментальность, общая история, общая культура, – заявил Путин. – У нас очень близкие языки. В этом смысле… мы один народ”. Подписание Украиной соглашения об ассоциации с ЕС должно было состояться через два месяца. Россия решила помешать этому потому, что в сфере ее духовного влияния – в “русском мире”, как стал говорить Путин, – ничто новое невозможно. Попытка Путина экспортировать российскую “политику вечности” привела к неожиданным последствиям: в ответ украинцы нашли новые политические формы.

Нации – новое явление, но корни их глубоки. Важно то, как именно они соотносятся. Можно, подобно российским лидерам, повторять ритуальные заклинания с целью сохранения статус-кво в собственной стране и оправдания территориальных захватов. Утверждать, будто Киевская Русь – это Российская Федерация, а князь Владимир (Вальдемар) – это Владимир Путин, – значит выбрасывать целые столетия интерпретируемого материала для исторической и политической мысли.