Тимоти Снайдер - Дорога к несвободе. Россия, Европа, Америка [litres]

Обвинение Рубио (вполне справедливое) скрывает более серьезную проблему. Хотя реакция Обамы на российское вторжение на Украину в 2014 году оказалась в самом деле очень сдержанной, в 2016 году он по крайней мере признал, что вмешательство России в выборы стало проблемой всей Америки. Да, Кейсик и Рубио выступили против российской внешней политики. Однако сильнейшие из законодателей-республиканцев сложили оружие перед организаторами российских киберопераций. Они предпочли отстаивание независимости США удовольствию унизить чернокожего президента.

Вот так и проигрывают войны.

Дорога к несвободе пролегает от “политики предопределенности” к “политике вечности”. Американцев к “политике вечности” подготовила их собственная вера в “предопределенность”. Призыв Трампа “вернуть Америке величие” нашел отклик у тех, кто, как и он сам, считал, что “американская мечта” умерла. Россия первой пришла к “политике вечности” и сумела подтолкнуть американцев в том же направлении.

Привлекательность “вечности” для растленных богачей, бесконтрольно распоряжающихся в неправовом государстве, очевидна. Они не в состоянии предложить соотечественникам движение вперед и должны найти иное направление. Вместо того чтобы дискутировать о реформах, адепты “политики вечности” ищут угрозы. Вместо будущего, перспектив и надежд они предлагают вечное настоящее с заданными врагами и специально организуемыми кризисами. Но чтобы это подействовало, граждане должны быть уже на полпути к “вечности”. Смирившиеся с бессилием изменить что-либо, граждане должны согласиться с тем, что смысл политики заключается не в перестройке управления, а в ежедневно испытываемых сильных чувствах. Им придется оставить мысли о лучшем будущем для себя и своих друзей, предпочтя взамен постоянную апелляцию к славному прошлому. Во всех социальных слоях имущественное неравенство обеспечивает впечатления и чувства, питающие “политику вечности”. Когда в 2017 году российское ТВ изобразило Ильина отважным контрреволюционером, это было неспроста: надежда на прогресс есть “дьявольское искушение”.

В 2016 году банк Credit Suisse , исходя из показателей распределения богатства, счел Россию страной с наибольшим неравенством. После распада СССР хоть сколько-нибудь крупный доход получили лишь те россияне, которые сумели попасть в верхние 10 % его получателей. Российские олигархи появились в 1990-х годах, а при Владимире Путине клептократы объединились в один клан и подмяли государство под себя. По оценкам Credit Suisse , в 2016 году верхнему децилю населения России принадлежало 89 % совокупных активов домохозяйств. (По мнению авторов доклада, американские показатели сопоставимы с российскими: 76 %, причем заметна тенденция к росту.) Как правило, в мире миллиардеры распоряжаются 1–2 % национального богатства. А в России примерно ста миллиардерам принадлежит около 1/3 богатства. Вершину уродливой перевернутой пирамиды занимают Путин и его друзья. Они сделали состояние, не прилагая почти никаких усилий: продавая за границу газ и нефть. Один из друзей Путина, виолончелист [Сергей Ролдугин], необъяснимо стал миллиардером. Привлекательность “политики вечности” для этих людей совершенно понятна: разумнее “заморозить” страну и “подогреть” мир, чем рисковать потерей столь многого.

Внимание к виолончелисту-миллиардеру (и вообще к олигархам) привлекли журналистские расследования. В 2010-х годах некоторые из лучших журналистов показали (например, на материале Panama Papers и Paradise Papers ), как бесконтрольный международный капитализм организует каналы оттока национального богатства. Сначала тираны утаивают и легализуют награбленное, а затем расходуют эти деньги на упрочение своего положения на родине или на “экспорт” авторитаризма за границу. Деньги устремляются туда, где их не видно, и в 2010-х годах это были офшорные зоны. Проблема офшоров имеет глобальный масштаб: вне досягаемости налоговых органов осело уже от 7 до 21 трлн долларов. Соединенные Штаты – особенно благоприятная среда для россиян, желающих отмыть деньги. Значительная доля богатства России, теоретически предназначенного для обустройства страны, в 2000–10-х годах через подставные компании попала в офшоры (многие из них – американские).

В июне 2016 года Джаред Кушнер, Дональд Трамп-младший и Пол Манафорт встретились с россиянами в Trump Tower , чтобы обсудить вопрос о российской помощи в борьбе с Хиллари Клинтон. Одним из посредников явился Ираклий Кавеладзе. Он сотрудничал с российским застройщиком Аразом Агаларовым, который в 2013 году организовал для Трампа конкурс “Мисс Вселенная”. Кавеладзе учредил не менее 2 тыс. подставных компаний в штате Делавэр. Это законно: в Делавэре, как и в Неваде и Вайоминге, допускается учреждение таких компаний. (В Делавэре по одному-единственному адресу было зарегистрировано 285 тыс. фирм.)

При покупке недвижимости в США россияне прибегали к услугам подставных компаний. В 1990-х годах небоскреб Trump Tower был одним всего из двух комплексов в Нью-Йорке, хозяева которых допускали анонимные сделки с недвижимостью. За эту возможность ухватились российские гангстеры. Везде, где разрешались такие операции, россияне покупали и продавали апартаменты (нередко укрываясь за подставными компаниями), чтобы превратить “грязные” рубли в “чистые” доллары. Эти махинации обескровили российское общество, объединили и усилили при Путине российскую олигархию и позволили Дональду Трампу именоваться “ чрезвычайно преуспевающим бизнесменом”. В одном отношении американская “политика предопределенности” (гипотеза, что за бесконтрольным капитализмом всегда следует демократия) соответствует российской “политике вечности”: в том, что демократия – это притворство.

Кроме того, американская “политика предопределенности”, порождая и узаконивая огромное экономическое неравенство, прямо подготовила в США почву для “политики вечности”. Если альтернативы капитализму нет, то, вероятно, вопиющее неравенство в богатстве и доходах следует игнорировать, оправдывать или даже приветствовать? Зачем беспокоиться, если развитие капитализма означает расширение демократии? Мантры о неизбежности маскируют политику, делающую американское общество менее справедливым, а неравенство – еще болезненнее.

В 1980-х годах федеральное правительство ослабило профсоюзы. Доля американцев, охваченных профсоюзами, упала с примерно 25 до менее чем 10 %. В частном секторе уменьшение доли членов профсоюзов еще заметнее: примерно с 34 до 8 % у мужчин, примерно с 16 до 6 % – у женщин. Производительность труда американского работника в этот период росла приблизительно на 2 % в год, однако зарплата традиционного рабочего класса росла гораздо медленнее (если вообще росла). При этом зарплата управленческого персонала увеличилась, в некоторых случаях – очень существенно. В то же время в США мало распространены пенсии по возрасту, государственное образование, общественный транспорт, здравоохранение, оплачиваемые отпуска, отпуска по уходу за ребенком – все то, что в других странах укрепляет средний класс.