Валерия Новодворская - Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

В общем, я мог бы еще много написать, но зачем? Что тут говорить. Эта огромная потеря и огромное горе. Я плачу. До свидания, дорогая Валерия Ильинична. Я никогда не разделял ваших взглядов, совсем не разделял. Но я хочу прожить свою жизнь так, чтобы быть хоть сколько-нибудь достойным вас. Чтобы когда мы встретились снова, мне было бы не стыдно поздороваться с вами. Ну и вы тоже не подведите. У вас же будут с собой конфеты и пироги, правда?

Я люблю вас. Очень.

До свидания.

Андрей Архангельский, журналист:

Видел ее в последний раз на Марше мира в марте. В России человек, который в общем-то занимается совершенно по нынешним временам обычным делом — правозащитой, — считается сумасшедшим, и судьба философа Чаадаева в этом смысле была символической. В отношении Новодворской это все было концентрированно — так к ней и относились и враги, и, что характерно, «свои». Эти «свои» — люди в целом даже приличные, но желающие «не выходить за рамки», они радостно гоготали при упоминании: «А… ну она же того…», и это довольно подлая вещь. Слишком страшно признаться себе, что она как раз норма человеческого самостояния, а не ты. Ты — приспособленец, идущий на компромиссы, ты «договорился» со своим начальником, хотя, конечно, ты «против Путина», но тебе нужно выплачивать кредит. Поэтому ты, конечно, лучше, чем нашисты, но ты, конечно, в подметки не годишься таким, как она. Человек, который всю жизнь боролся и который ни разу не боялся; человек, который заплатил за это личной неустроенностью, одиночеством и пр. Смех над такими людьми — это просто естественная психологическая защита от чего-то более сильного, такого сильного, что ты даже не рискуешь себя сравнить с этим. Поставить рядом. Какой редкий тип. Как редко такие люди появляются и живут здесь, служат своим убеждениям всю жизнь, а не только «по молодости». Тут еще один момент: она ведь не повзрослела — в каком-то современном русском смысле. Не успокоилась до самой смерти. И это нам тоже смешно, хотя на самом деле круче этого ничего нет — оставаться бескомпромиссным, как в юности, всю жизнь. Это по нашим представлениям «смешно» — настолько в общественном сознании высмеивается любая моральная стойкость, любая верность принципам и себе. Сохранить себя — это лозунг диссидентов 60–70-х: «Мы боролись за себя».

На самом деле она — счастливейший человек. До конца жизни наводила ужас на всю беспринципную сволочь, на идеологических противников и соратников, на любую власть, на всех этих соглашателей, на всех этих неборцов. До последнего дня. Какое счастье, какая цельность. Какая победа.

Олег Дружбинский:

К слову, о Новодворской.

Шендерович в телеэфире как-то раз не очень красиво пошутил насчет ее неженственности. Типа, в России произошел коммунистический переворот, и Валерия Новодворская сбежала из страны, переодевшись в женское платье.

Так Валерия Ильинична дозвонилась к нему в эфир и заявила, что устав партии Демократический Союз, которую она возглавляет, строжайшим образом запрещает эмиграцию! И что она никогда не сбежит!

Таких, как она, уже не делают, и скоро совсем никого не будет. Земля ей пухом.

Виктор Шендерович, писатель-сатирик, «Саванна»:

Предсказуемый ад в комментариях по поводу смерти Новодворской, я думаю, понравился бы Лере. Ненависть врагов бодрила ее, и она много десятилетий дразнила этот зоопарк своим безупречным человеческим прямостоянием. Надпись на дверях клуба санкюлотов - «Что ты сделал для того, чтобы быть расстрелянным в случае прихода неприятеля?» - была ее ежедневным девизом. Счет желавших ей смерти шел на сотни тысяч.

Ну что же, их можно поздравить.

Нас - нет. В погружении страны во мрак проидена очередная отсечка, ибо срамные шутки, которые раньше были привилегией «Пульса Тушина» или газеты «Завтра», сегодня плодят журналисты «Комсомольской правды» и сотрудник госинформагентства.

И не будем валять дурака, рассуждая, что они выражают свое личное мнение, - они же не выброшены тут же, с позором, вон из своих редакций, не правда ли?

О, нет.

Они в тренде и они не маргиналы, в отличие от покойной.

Прочитавшие книг с гулькин нос (и не тех) - громко, на всю страну, празднуют смерть одного из образованнейших людей России. Бактерии шумно отмечают победу над космосом. Шпана, понимающая патриотизм как пропуск в закрома Родины, куражится над безвременным уходом женщины, которая заплатила за свою неразделенную любовь к Отечеству так, как не платил на нашей памяти никто.

Особую радость улюлюкающим доставляет отделение гнойной хирургии, в котором умерла Новодворская. Как не пошутить про это!

Можно обсуждать идеологию - зоологию обсуждать не приходится.

Когда пляски над трупом врага становятся общественной нормой, а хохот гиены - доминирующей эстетикои, это означает, что человеческая жизнь в саванне подходит к концу. Соболезнование альфа-самца, прямого наследника тех, кто пытал Новодворскую, только добавляет шарма в пейзаж.

Не исключено, что его, конченого циника, самого сметет когда-нибудь эта зоология, которую он много лет культивировал для борьбы с нами. Даже почти наверняка сметет (на прошлом историческом витке шариковы в конце концов съели и швондера), - только борменталям от этого не легче.

Хохот и улюлюканье несутся над телом Новодворской по просторам свободного «Фейсбука». Это Валерия Ильинична Новодворская в последний раз послужила России.

Своей смертью она еще раз предупредила нас о смертельной опасности, нависшей над нами.

Айдер Муждабаев, заместитель главреда «МК» (в 2014):

Смерть Валерии Ильиничны Новодворской, русского гражданина и мыслителя, — это большая потеря для России, хотя дураки могут этого не понимать, да и черт с ними. А для меня это личное горе.

В юности я много слышал о ней, а лет в восемнадцать случайно купил ее автобиографическую книжку «По ту сторону отчаяния» — и влюбился в ту девочку, разбросавшую в самый разгар советской власти листовки с антисоветскими стихами.

Лера не бежала, сдалась милиции и спокойно пошла за это в тюрьму. Валерия Ильинична никогда ни от кого не бежала, всегда говорила правду и спокойно шла в тюрьму.

Лет в двадцать, будучи еще зеленым репортером в Тамбове, я набрался наглости, нашел телефон, позвонил и напросился на интервью для своей газетки, которое ей (Новодворской, да, в принципе, и газетке) абсолютно было не нужно. Но было очень нужно мне.

Офис (было ли тогда такое слово?) Демократического Союза располагался в доме на Пушкинской площади. Валерия Ильинична назначила мне встречу у памятника. Я пришел с букетом роз, которые отбирал так тщательно, как ни до, ни после никому и никогда. «Так это вы, мой тамбовский волк?» — сказала Валерия Ильинична. Так мы познакомились, и я был на седьмом небе, хотя виду старался не подавать. Интервью получилось, по-моему, так себе, но это не имело значения.