Майкл Хадсон - Убийство Хозяина: Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику

Роберт Рубин обеспечивал наиболее важную связь, когда оставил администрацию Клинтона, чтобы возглавить банк «Сити-труп» в 1999 году. Он получил более 120 млн долл. вознаграждения в течение последующих десяти лет за время своего пребывания в должности. Ему помогал будущий министр финансов Джек Лью в течение 2006-2008 годов (а ранее — Стенли Фишер в 2002-2005 годах, кандидатура президента Обамы на должность заместителя председателя Федеральной резервной системы в 2014 году). Эта команда вырыла яму, в которую рухнул «Ситигруп», но её политическое влияние заставило правительство США «влить 45 млрд долл. в акционерный капитал, выдать 300 млрд долл. в виде гарантий активов, а ФРС ссудила более 2 трлн долл. по кредитам с процентной ставкой ниже рыночной по номенклатуре разорившихся».

То, как эти менеджеры правительственной политики США уничтожили собственный капитал «Ситигруп», побудило председателя Федеральной корпорации по страхованию вкладов FDIC Шейлу Бэйр охарактеризовать «Ситигруп» как бывший коммерческий банк, «захваченный культурой инвестиционного банкинга — получением прибыли за счёт беттинга — игры с высокими ставками». Назвав его банком с наихудшим управлением в Соединённых Штатах, «пустившимся на все уловки для получения краткосрочной прибыли: слабо обеспеченные кредиты, высокорисковые инвестиции в ценные бумаги и краткосрочную нестабильную ликвидность». Бэйр написала, что банк потерпел крах при Рубине и тщательно подобранном им самим преемнике — Викраме Пандите, который «не сумел бы оформить кредит, даже если бы от этого зависела его жизнь. Но он-то и был нужен Рубину».

История «Голдман Сакс» была хорошо рассказана Мэттом Тайбби, назвавшим этот банк «огромным спрутом-вампиром, присосавшимся к лицу человечества и безжалостно вонзающим своё кровососущее жало во всё, напоминающее деньги». Поведение «Голдман Сакс», «Ситигруп» и других банков-гигантов — это охота за добычей, и на них накладывали штраф за штрафом за неоднократные гражданско-правовые аферы, совершённые против их контрагентов и клиентов. Во многом, как и «семь банкиров», которые в России получили контроль над природными ресурсами, землёй и инфраструктурными монополиями в результате приватизации при Борисе Ельцине в середине 1990-х годов, менеджеры «Голдман Сакс» выжимают свои комиссионные и проценты и проворачивают финансовые и товарные спекуляции за счёт экономики. В их понимании идея свободного рынка заключается в неисполнении регуляторных проверок инвестиционных банкиров, которые рассматривают новые технологии и приватизацию общественного достояния главным образом как возможность взимать плату за андеррайтинг и управление, а также получать доходы от огромного роста цен на свои акции. С этой целью финансовые лоббисты и политики, чьи кампании они оплачивают, требуют права вето на назначение регуляторов, глав центральных банков и должностных лиц министерства финансов.

Такого не должно было происходить. В то время как в 19-м веке теория ренты была усовершенствована, чтобы обложить налогами или национализировать доходы землевладельцев и монополий, во Франции и Германии расцвело параллельное движение финансовых реформ. Эти страны, имея меньше доступного капитала, чем в Англии, не могли позволить себе хищническую практику британских торговых банков. Сторонники индустриализации, воодушевлённые главным образом французским реформатором Анри де Сен-Симоном, разработали стратегию реструктуризации финансовых систем для развития промышленности. Сен-Симон вместе с ранними социалистами и крупными немецкими банками, которые процветали в эпоху Бисмарка, разработали более продуктивные банковские системы, чтобы превзойти британское преимущество, согласуя промышленные инвестиции с государственными инвестициями и планированием.

Однако прошедшее столетие показало, что финансовые системы не развиваются автоматически для оптимизации технологического потенциала общества. Вместо того чтобы направлять сбережения, кредиты и промышленную прибыль в новые материальные капиталовложения, занятость, исследования и разработки, современные банки и их управляющие деньгами отвлекают сбережения и кредитование от финансирования производительного предпринимательства, одновременно найдя свой основной рынок ссудного капитала в извлечении ренты за счёт экономического роста.

Как обслуживание долга повышает затраты и цены

Поразительно, насколько яснее по сравнению с современными экономистами авторы 18-го — начала 19-го веков представляли, каким образом обслуживание долга повышает затраты и цены. Британия после восьми веков войны с Францией погрязла в долгах. Парламент выпускал новые облигации для финансирования каждого нового конфликта, с новым акцизным налогом, взимаемым для уплаты процентных начислений. Большая часть таких налогов взималась с предметов первой необходимости, что повышало стоимость жизни и, следовательно, стоимость рабочей силы. Затраты дополнительно возрастали за счёт высоких цен, взимаемых торговыми монополиями, которые правительства создавали и продавали инвесторам для погашения своих облигаций. Проблемы с налогами и монополиями, таким образом, были в своей основе побочным продуктом проблемы государственного долга.

В 1744 году Мэтью Декер, купец и директор Ост-Индской компании, объяснил снижение конкурентоспособности промышленности в Великобритании налогами на продукты питания и другие предметы первой необходимости уплатой процентов по государственному долгу. Подобно тому, как сегодня начисляются проценты в частном секторе, эти налоги привели к увеличению прожиточного минимума, который должны были платить работодатели, а, следовательно, и к повышению цен, которые они должны были назначать, по сравнению с ценами в менее обременённых долгами странах. В предисловии к своему «Эссе о причинах падения внешней торговли» Декер писал, что, назначая «непомерную искусственную цену... на наши товары для их продажи за границу», эти долги и налоги угрожают вытеснением британского экспорта с мировых рынков.

Финансирование войн за счёт заимствований вместо того, чтобы платить по мере поступлений, называлось голландским финансированием, потому что, как объяснил Адам Смит, «Нидерланды, как и некоторые другие иностранные государства, [держат] очень значительную долю наших государственных фондов». На самом деле они держали больше половины ценных бумаг крупнейших корпораций Британской короны, включая Ост-Индскую компанию и Банк Англии. Проценты и дивиденды, выплачивавшиеся Британией этим иностранным инвесторам, поглощали большую часть её торгового профицита. «Поскольку иностранцы обладают долей наших национальных фондов, — пояснял Смит, — общество превращается в их данников своего рода, что со временем может привести к перемещению (за границу) нашего народа и нашей промышленности».