Евгения Лёзина - ХX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной Европы

Все сказанное выше должно лишь подчеркнуть значимость и сложность решения тех задач, которые поставила перед собой автор. Но, как завещал нам Иммануил Кант: «Имей мужество пользоваться своим умом!» [3] «Просвещение — это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого. Несовершеннолетие по собственной вине — это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Sapere aude! — имей мужество пользоваться собственным умом! — таков, следовательно, девиз Просвещения». Кант И. Ответ на вопрос: Что такое просвещение? // Кант И. Собрание сочинений: В 6 т. М.: Мысль, 1966. Т. 6. С. 25. Sapere aude! — сегодня это лозунг Московской школы гражданского просвещения. И в этом мужестве никак не откажешь Евгении Лёзиной. Я остаюсь под глубоким впечатлением от выверенности, обоснованности ее аргументов и обширности анализируемого материала.

Принципы ее работы (ценностная и методологическая основа) состоят в том, что осмысление репрессивного прошлого (там, где оно имеет место) должно включать не только «широкий спектр общественно-политических, культурных, образовательных инициатив», но и совершенно определенную, конкретную программу юридических и правовых действий и мероприятий, известных как «меры правосудия переходного периода». Преодоление прошлого предполагает три типа работы (их можно рассматривать как три фазы процесса проработки прошлого). Это общественная, публичная артикуляция проблематики террора и его институтов; необходимые изменения в законодательстве – принятие новых законов, устанавливающих ответственность за государственные преступления в прошлом и меры по предотвращению возврата к нему в настоящем; очищение власти от коррумпированных элит, связанных с апологетикой террора и препятствованием демократическим преобразованиям. А также проведение масштабной образовательной и информационной политики, направленной на изменение отношения общества к своему прошлому , осознанию «продолжения прошлого в настоящем» и моральной переоценке прошлого и его институтов.

Было бы нелепым отрицать первоначальный потенциал демократических изменений в России. Он, безусловно, был. Но не было понимания, что трансформационный процесс не сводится к рынку и частной собственности, что без необходимых институциональных изменений его нельзя считать необратимым, что новые и очень слабые институты, скорее продекларированные, чем действительно функционирующие так, как они должны были бы действовать, без необходимой защиты и постоянной, непрерывной работы по осмыслению прошлого как условия их легитимности не выдержат сколько-нибудь длительного сопротивления или давления консервативной реакции. Этого предупреждающего знания в России не было. А значит, судебная система, спецслужбы, по самой сути своей действующие «особым образом», в «режиме чрезвычайности» (вне правовых рамок регулирования и контроля), образование, право и другие важнейшие институты не были подвергнуты полному реформированию. В результате мы получили регенерацию прежних структур и институтов. Провал «суда над КПСС», отказ от люстрации и принятия ответственности за преступления советской власти, воспроизводство прежних форм государственной идеологии в массовой школе и прочее обеспечили восстановление тоталитарных институтов, но уже в форме «тоталитарного китча» – коррумпированной и суверенной системы власти.

В заключение еще раз выскажу свое давнее убеждение: главное условие действительно удачной научной работы состоит не столько в эрудиции исследователя, сколько в доброкачественности и силе его мотивации. В данном случае это человеческая тревога за будущее, понимание смысла свободы и необходимости ее защиты, что невозможно без сознания значимости истории. Я давно ждал подобной книги, хотя шансов появления работ такого класса становилось по прошествии лет все меньше и меньше. Теперь такое исследование есть. От него можно и нужно отталкиваться в последующих разработках ключевых проблем эволюции российского общества и государства. И это дает некоторую надежду.

В фокусе внимания предлагаемой читателям книги – понятие «проработки прошлого». Одним из первых этот термин использовал в 1959 году социолог Франкфуртской школы Теодор Адорно для обозначения критического осмысления причин и последствий репрессивных практик, свойственных диктатурам [4] Adorno Th. W. (1959) Was bedeutet: Aufarbeitung der Vergangenheit // Adorno Th. W. Eingriffe. Neun kritische Modelle. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1963. S. 125–146. В русском переводе: Адорно Т. Что значит «проработка прошлого»? / Пер. с нем. // Неприкосновенный запас. 2005. № 2–3 (40–41). С. 36–45. . Попытка исследования опыта расчета с прошлым в обществах, где прежде господствовала организованная государством система террора, стала сквозной идеей данной работы.

Освоенный за десятилетия после окончания Второй мировой войны инструментарий проработки прошлого довольно многообразен. Процессы осмысления репрессивного прошлого в обществах, стремящихся преодолеть свое авторитарное или тоталитарное наследие, могут включать не только широкий спектр общественно-политических, культурных, исторических, образовательных инициатив, но и комплекс юридическо-правовых средств, более известных как меры правосудия переходного периода, или меры переходного правосудия (Transitional Justice) [5] Teitel R. G. Transitional Justice. New York: Oxford University Press, 2000. . Под последними, как правило, понимаются различные юридическо-правовые механизмы, с помощью которых страны, стремящиеся построить общественно-политическую жизнь на новых демократических и правовых началах, пытаются добиться свершения правосудия, наказания ответственных за преступления, выработать ответ на систематические нарушения прав человека при прежних режимах. Объединяет эти политические решения в самых разных точках планеты – от вступивших на путь демократизации стран Латинской Америки до посткоммунистических государств Центральной и Восточной Европы – стремление восстановить в своих границах верховенство права, создать новые основания общественного договора и отказаться от недемократических практик, допускающих полную или частичную безнаказанность.

Первым значительным опытом переходного правосудия в современной истории стала широкомасштабная программа денацификации, проводившаяся союзниками по антигитлеровской коалиции в послевоенной Германии. Она включала устранение нацистской идеологии и символики из общественной жизни, демонтаж основных нацистских институтов – партии, полиции, судебных органов, общественных организаций и пр., привлечение к уголовной ответственности бывших руководителей Третьего рейха, а также удаление из госадминистрации, c гражданской службы, из части экономических структур бывших нацистских лидеров, активистов и пособников. Именно денацификация Германии стала предшественницей всех мер переходного правосудия, реализованных впоследствии в разных частях мира [6] Stan L., Nedelsky N. (eds) Encyclopedia of Transitional Justice. 3 Vols. New York: Cambridge University Press, 2015; Kritz N. (ed.) Transitional Justice: How Emerging Democracies Reckon with Former Regimes. 3 Vols. Washington: United States Institute of Peace Studies, 1995. .