Мартин Ли - Фашизм: реинкарнация. От генералов Гитлера до современных неонацистов и правых экстремистов

Де Бенуа, однако, достаточно быстро разочаровался в затхлых, неэффективных и совершенно предсказуемых методах, которыми действовали французские ультраправые. Им не удалось потрясти основы голлистского режима. Правая идеология стала, по выражению Энтони Уэйкфорда (Anthony Wakeford), «прибежищем для трупов и паутины». Понимая необходимость нового подхода, де Бенуа и его сторонники отказались от биологического детерминизма как способа борьбы с эгалитаристскими принципами коммунизма и либеральной демократии. Такой идейный сдвиг знаменовал, как сказал об этом сам де Бенуа, «начало “долгого пути”, интеллектуальной революции». Этот процесс прошёл несколько этапов. Идеи де Бенуа нашли особенно горячий отклик у неонацистов Западной Германии и других стран. Они дали возможность правым экстремистам наконец вырваться из того политического гетто, где они вынуждены были находиться с окончания Второй мировой войны [491].

Избегая теорий заговора ультраправых, де Бенуа попытался провести системный анализ современных социальных проблем. Именно с этой целью 25-летний француз организовал в 1968 году исследовательский центр «Группа изучения европейской цивилизации» (Groupement pour Recherche et d'Etudes par la Civilisation Europ^enne, GRECE). «Grece» по–французски означало Грецию, подчёркивая тем самым близость де Бенуа к древнему языческому наследию Европы. К проекту присоединилось и несколько других активистов «Европы–действия», в итоге он стал ключевым элементом «Новых правых» (Nouvelle Droite) — именно так назвали парижский кружок де Бенуа французские средства массовой информации.

«Новые правые», как объяснял французский учёный Анри Руссо (Henry Rousso), «не только отрастили длинные волосы и спрятали свои монтировки на чердак, они также попытались реабилитировать само понятие “правые”, придав ему интеллектуальный блеск и отрицая позорные коннотации, связанные с этим словом». Основываясь на работах итальянского левого теоретика Антонио Грамши, де Бенуа и его сподвижники подчёркивали важность ведения войны идей на поле культуры. Именно это, по их мнению, и служило предпосылкой подлинных политических изменений. В соответствии с этим они уделяли значительное внимание воскрешению консервативного интеллектуального наследия Европы, дискредитированного опытом фашизма.

В целом ряде книг и статей де Бенуа и его коллеги по «Группе изучения европейской цивилизации» высоко оценивали правых (можно сказать «фашистских, но ненацистских») авторов, таких как Освальд Шпенглер, Эрнст Юнгер, Эрнст Никиш, Вильфредо Парето, Карл Шмитт («коронный юрист» Третьего рейха), и других мыслителей, забытых после 1945 года. GRECE утверждала, что Консервативная революция, охватившая Германию в промежуток между двумя мировыми войнами, была в большей степени сейсмографом, регистрировавшим глубину социального недовольства, нежели ключевым фактором, способствовавшим краху Веймарской республики. Даже если Консервативная революция, по словам Армина Молера (Armin Mohler), «была сокровищницей, из которой национал–социализм черпал своё идейное оружие», GRECE настаивала, что её заповеди никогда не были воплощены на практике гитлеровским режимом [492].

Эти логические утверждения не произвели большого впечатления на оппонентов, продолжавших утверждать, что французские «Новые правые» были теми же старыми правыми, только более стильно наряжёнными. Это соответствовало действительности, поскольку многие темы, поддерживавшиеся GRECE, включая интерес к язычеству, уже в течение долгого времени интересовали европейских правых.

Однако де Бенуа важнейшей задачей считал возрождение святого политеистического духа Европы, процветавшего ещё до «колонизации» континента христианством. Его враждебные пассажи против христианства заставляли вспомнить итальянского нацистского философа Юлиуса Эво- ла. Несмотря на статус гуру неофашистского терроризма в послевоенной Италии, работы Эволы высоко оценивали члены «Группы изучения европейской цивилизации», искавшие подлинную европейскую идентичность, свободную от христианского наследия [493].

Отрицая христианство как чуждую идеологию, навязанную индоевропейцам два тысячелетия назад, французские «Новые правые» отделяли себя от так называемых «Новых правых», появившихся в США в 1970‑е годы. В идеологии GRECE было мало общего с американскими «Новыми правыми». Де Бенуа отвергал их, считая пуританскими моралистами, цеплявшимися за христианство как начало и конец всей западной цивилизации. Глава французских «Новых правых» принялся пускать свои острые стрелы в «американский образ жизни» с его бессодержательными телесериалами, хронической подвижностью населения, вездесущим фастфудом, преклонением перед всемогущим долларом, а также пассивным и аполитичным народом, которого держат в узде обманными уговорами, библейской ложью и другими медийными уловками.

Страстный противник свободного рынка, де Бенуа осуждал либерализм как идеологию всеохватывающего общества потребителей, которое имело врождённо тоталитарный характер, в силу того, что стремилось свести весь смысл существования в область экономической целесообразности. В своих рассуждениях он дошёл до того, что стал считать экономический и культурный империализм США более опасным, чем советский коммунизм. «Лучше носить каску советского солдата, — писал де Бенуа в 1982 году, — чем питаться гамбургерами в Бруклине» [494].

Продолжая антиамериканскую линию, руководитель «Группы изучения европейской цивилизации» осуждал общество массового потребления как своего рода «мягкий тоталитаризм», который «кондиционирует ад и убивает душу». Он осуждал НАТО и выступал на стороне третьего мира, призывая к союзу Европу и исламский мир, поскольку им обоим угрожает стремящаяся привести все к единому образцу колоссальная сила американского капитализма. «Европа, третий мир — одна борьба» — такой лозунг выдвинул де Бенуа [495].

Его противодействие глобальной интервенции США и пропаганда свободной от союзов Европы, как могло показаться, перекликались с некоторыми идеями «Новых левых». Движение достигло своего апогея во время студенческого восстания в Сорбонне в мае 1968 года — именно в те дни, когда де Бенуа создавал свой исследовательский центр. Эта запоздалая идеологическая конвергенция послужила для некоторых из его изначальных сторонников из числа ультраправых доказательством его предательства. В то же самое время его неофашистское прошлое исключало возможность обосноваться среди левых радикалов. Они полагали, что руководитель GRECE, внешне не очень привлекательный человек в больших очках и с редкими волосами, изображает из себя философа лишь для того, чтобы и дальше заниматься политическим обманом и сеять беспорядок среди своих противников [496].