Антон Лавров - Буря на Кавказе

Не секрет, что контроль непосредственно над Эрдоганом значительно увеличивает возможность оказания влияния на радикальные силы, с которыми он повсеместно тесно сотрудничает. Для Великобритании, которая определяет в своей военной доктрине Россию в качестве главного противника, подобное развитие ситуации выгодно и позволяет внести разлад во внешнеполитическую стратегию Москвы, особенно в области безопасности 141 141 Shipman T. UK’s new foreign policy — Russia is No 1 danger // The Times, 14.03.2021, https://www.thetimes.co.uk/article/uks-new-foreign-policy-russia-is-no1-danger-n59m8skjq . . Очевидно, что этот факт продвижения нестабильности к границам России вызывает обеспокоенность Кремля. Не стоит забывать, что Эрдоган долгое время тем или иным образом испытывает терпение России в Сирии, Ливии, Нагорном Карабахе и на Украине, — и именно во время второй карабахской войны Анкара в первый раз своими военными действиями столь явно продемонстрировала желание прощупать красные линии безопасности Москвы на постсоветском пространстве. Помимо этого существует также высокая вероятность, что с уходом американского военного контингента из Афганистана вырастет стремление руководства Турции подлить масла в огонь и обострить те или иные конфликты в Центрально-Азиатском регионе, в которые Россия может оказаться вовлечена. Таким образом, война в Нагорном Карабахе может оказаться лишь малым эпизодом внешнеполитической стратегии нынешнего турецкого руководства в «ближнем зарубежье» России.

Результаты второй карабахской войны обернулись для армянского общества шоком. Военное поражение привело к чудовищным последствиям. Погибли тысячи людей, в основном призывники 18–20 лет. Десятки тысяч остались без крова. Сам Нагорный Карабах, то есть территории, которые контролировала непризнанная Нагорно-Карабахская Республика, уменьшился в четыре раза. Новые границы гораздо менее приспособлены к обороне, да и гарантом физического выживания населения Карабаха теперь реально являются российские миротворческие войска, а не собственные вооруженные силы. Сообщение с Арменией возможно только по узкому уязвимому коридору, а столица непризнанной республики Степанакерт находится в крайне уязвимом положении. Все это, конечно, в армянском обществе воспринимается как катастрофа, и ничего оригинального в этом нет — в любой стране мира крупное военное поражение ощущается именно так.

Более того, поражение в этой войне зачастую воспринимается в Армении и в самом Карабахе не просто как военное поражение, но как крушение идеологической основы, фундамента строительства новой армянской государственности. Дело в том, что карабахская проблема была краеугольным камнем строительства не только Нагорно-Карабахской Республики, но и Республики Армении. Формально являющийся для Армении внешним фактор Карабаха — армянонаселенного эксклава в составе советского Азербайджана — стал генератором армянской независимости. Кроме Армении из всех постсоветских стран, пожалуй, только у Азербайджана катализатором движения к независимости выступили не борьба с тоталитаризмом или стремление к освобождению от имперской зависимости, а территориальный конфликт. Другие постсоветские страны получили независимость либо в результате целенаправленной борьбы именно за независимость от московского центра и советского правления (как страны Балтии), либо вследствие распада СССР, бывшего для них (например, для стран Центральной Азии) внешним процессом, не имевшим отношения к их внутриполитическому развитию.

Этнополитические конфликты сотрясали все постсоветское пространство, но абхазский, приднестровский, югоосетинский конфликты были скорее реакцией этнических меньшинств бывших союзных республик на движение мини-метрополий к независимости. Во всяком случае, ни в Грузии, ни в Молдавии, ни в России эти конфликты не были побудительным стимулом к борьбе за собственную государственность. В случае же Армении и Азербайджана именно карабахский конфликт дал толчок к строительству идеологии национальной независимости.

Для Армении и, шире, для армян всего мира карабахская проблема стала не просто проблемой культурного и физического выживания части этноса или территориальной проблемой. Она стала центром формировавшейся после распада СССР армянской политической идентичности, идеей независимого армянского государства, и огромную роль в этом сыграла победа армян в карабахской войне 1991–1994 гг. Эта победа ощущалась как историческая, как разворот армянской истории от долгих веков колониальной зависимости, притеснений и преследований, кульминацией которых стал геноцид 1915 г., к независимости, самости, победам и приобретениям. Карабахская победа стала ключевым символом, легшим в основу государственного строительства. Соответственно, поражение во второй карабахской войне стало больше чем поражением: оно воспринимается как крах основ Республики Армении, как удар по фундаменту недавно обретенной политической идентичности. В Армении (и, возможно, еще в большей степени в обширной армянской диаспоре) это поражение ощущается как историческое, как очередной гибельный перелом армянской истории.

Необъяснимым в ретроспективе образом и сама война, и поражение в ней оказались неожиданностью для армянских экспертов, политиков и широкой публики. И это при том, что Азербайджан готовился к этой войне как минимум полтора десятилетия, совершенно этого не скрывая, а, наоборот, постоянно угрожая реваншем. При этом серьезные финансовые ресурсы этой нефтяной страны ни для кого не являлись секретом. Почему же при такой степени важности для Армении война оказалась неожиданной? Почему к ней оказались настолько не готовы силовики? Почему при достаточной плюральности прессы эта угроза не обсуждалась широко в СМИ? Как случилось, что огромная разница ресурсных баз Армении и Азербайджана не приводила как минимум к осознанию вероятности широкомасштабной войны? Каким образом этой войне удалось стать настолько нежданной?

После окончания войны армянское общество, естественно, начало искать ответы на эти вопросы. Научных исследований на эту тему пока еще практически нет, но в прессе и в социальных сетях широко циркулируют различного рода толкования и объяснения случившегося. Эти попытки рационализировать происшедшее можно разделить на несколько групп.

Первая группа — это, естественно, всевозможные конспирологические теории. Поражение в войне и неподготовленность к войне описываются в терминах заговоров, предательств и злого умысла людей — обычно политиков, которым почему-либо было выгодно поражение Армении в войне и исчезновение Нагорно-Карабахской Республики как субъекта. То есть в конспирологической парадигме война была развязана и проиграна по причинам, имеющим отношение к личным обстоятельствам и целям отдельных людей и сил внутри Армении и за ее пределами. Конкретные виновники, причины и цели заговора варьируются в зависимости от политической ориентации говорящего, но схема в целом классическая, в особом анализе не нуждающаяся.