Иосиф Дискин - Альтернативы «российского прорыва»

Первопричина такой позиции правоохранителей – в нежелании разбираться в хитросплетениях инновационных проектов. Если утрачены «государевы деньги», кто-то должен сесть. Да и надежная экспертиза, позволяющая отделить неустранимые риски от некомпетентности, как уже отмечалось выше, отсутствует.

Но нельзя сбрасывать со счетов и желание отдельных недобросовестных сотрудников «силовых» структур отличиться, выявив факты нецелевого использования средств, а то и утраты средств, выделенных на НИР и ОКР, без достижения запланированного результата.

С грустью приходится вспомнить, что «так уже было». В 1930-х гг. было потеряно немало научно-технических достижений, сгинули большие ученые и инженеры, став жертвами, как мы бы сказали сегодня, «оборотней в погонах». Это напоминание не для того, чтобы «копаться в ранах прошлого», а для того, чтобы извлечь горькие уроки и создать систему оценки «всего комплекса надлежащих мер, принятых для реализации инновационных проектов».

Это значит, что правоохранители должны научиться работать в такой специфической и чувствительной сфере, как инновационное развитие.

Подводя итоги обсуждения рассматриваемого приоритета, нужно понимать, что без создания эффективной НИС мы обречены на весь комплекс рисков, связанных с «застреванием в ловушке».

Национальный суверенитет. Президент В.В. Путин за последнее время не раз подчеркивал, что главные наши проблемы – у нас внутри. Но одновременно нельзя не затронуть и связь между задачами «российского прорыва», с одной стороны, и гарантиями национально-государственного суверенитета, с другой. Здесь особо много спекуляций на тему: «сколько стоит независимая внешняя политика», «не лучше ли договориться с нашими партнерами».

Выше мы отмечали необходимость завоевания значимого места на мировом рынке высокомаржинальных продуктов и технологий. Но тем, кто знает практику заключения такого рода контрактов, известно, что они редко заключаются лишь на основе оценки коммерческого критерия цена – качество. В них практически всегда учитываются как геополитический «вес» потенциального партнера, так и уровень гарантий исполнения заключенных контрактов при различных сценариях мирового развития. Коллизии с поставками нашей системы С-400 в Турцию и Индию ясно показывают, что такого рода сделки заключаются вовсе не по законам честной конкуренции. Если бы поставщиком была не Россия, а второсортная страна, шансов на сделку просто не было бы. Доходы от военно-технического сотрудничества – прямая проекция независимой внешней политики.

Следует учитывать также, что поставки высокомаржинальных продуктов и технологий часто непосредственно связаны с функционированием критической инфраструктуры, что уже напрямую влияет на национальную безопасность партнеров. Здесь достаточно упомянуть блэкаут энергетики Венесуэлы в рамках попыток свергнуть ее законное правительство.

В качестве примера такой связи можно также привести не только гигантские инфраструктурные проекты, которые Советский Союз реализовывал во многих странах «третьего мира», стремившихся создать свой независимый путь развития. Но и сегодня целый ряд стран хочет хеджировать свои геополитические риски, выстраивая сотрудничество с нашей страной в области критической инфраструктуры.

Но эти желания независимых стран наталкиваются на мощное давление наших конкурентов. Так, например, каждый контракт «Росатома» на строительство атомных электростанций рождает всплеск интриг и прямого давления наших заокеанских «партнеров». Вспомним длинную цепочку примеров: Венгрия, Финляндия, Турция, Египет, далее везде. И это не рынок вооружений, где нам объявлена открытая война – санкции.

Дальше будет только жестче. Соответственно, наш жестко отстаиваемый суверенитет – необходимое условие облагораживания нашего экспорта и выхода из «ловушки».

Но геополитическое измерение нашего развития не ограничивается столкновением интересов [42]. Как представляется, сегодня идет переформатирование самих оснований глобального развития. Речь идет не об отказе от глобализации, но о смене ее оснований. Идет трудный, очень конфликтный процесс смены прежней модели глобализации, основанной на «либеральной» догматике, на модель, основанную на приоритете национально-государственных интересов.

Долгое время идеологическими лидерами прежней модели были США. Идеологические центры, где задавали тон бывшие троцкисты, сформировали псевдолиберальную идеологию – идеологическую основу уходящей модели глобализации. Затем она обрела статус «гражданской религии», вдохновлявшей Запад на «мировую либеральную революцию». Совсем не случайно апологеты «либерального» триумфа выступили с концепцией «конца истории» [43].

Но одновременно шло осознание, что продвижение нового издания мировой революции – псевдолиберального «мирового пожара» – неизбежно порождало и продолжает порождать кризисы и революции в тех странах, где либералы не пользуются массовой поддержкой, где элиты и массы не готовы расставаться со своими глубоко укорененными ценностями и традициями. В мире росло осознание, что попытки глобалистски ориентированных элит и сил их идеологической поддержки продавить «либерально-демократические» преобразования чаще оборачиваются не триумфом демократии, а чередой острых кризисов [44]. Египет здесь не единственный пример.

И дело не только в собственно идеологических процессах. В ходе «либеральной глобализации» сложился мощный альянс между ее идеологами, с одной стороны, и ведущими инвестиционными структурами, с другой. Их рекомендации и решения жестко направлены на формирование глобального рынка, основанного на ценностях, задаваемых «либеральными» идеологами.

Соответственно, от лидеров многих стран требовали поступаться национальными интересами в пользу интересов «глобального развития», а на деле в пользу воротил Уолл-стрита – главных бенефициаров этой «либеральной революции». Когда условием получения кредитов Мирового банка, получения инвестиционных рейтингов и, соответственно, привлечения иностранных инвестиций становятся оценки приверженности тех или иных лидеров ценностям «либерализма», очень трудно выбиваться из общего тренда такой модели глобализации.

Нельзя не отметить, что именно В.В. Путин выступил с критикой этой модели глобализации [45]. Им четко было сказано: «Для современного мира однополярная модель не только неприемлема, но и вообще невозможна». Более того, для нас в прежней модели нет шансов вырваться из обсуждаемой «ловушки».

Борьба против этой, к счастью, уже уходящей «революции» и ее идеологических адептов, за наши ценности и традиции, за наши интересы, т. е. за наш суверенитет и многополярный мир, – необходимое условие «российского прорыва» и выхода из «ловушки». Но эта борьба надолго. Несколько десятилетий на Западе формировались идеологические и политические элиты, отбираемые по критерию их приверженности ценностям «либерализма». Для них просто невозможен пересмотр прежних позиций – это не только мучительный пересмотр их высокозначимых ценностей, но и утрата статуса и политических позиций. Защищать все это они будут ожесточенно. Ну, как тут не вспомнить известный тезис А.Я. Вышинского об «обострении классовой борьбы».