Коллектив авторов - Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI

Тем не менее политическая динамика съезда в значительной степени стала определяться противостоянием большинства депутатов («агрессивно-послушного большинства», по выражению Ю.Н. Афанасьева) и оппозиции – радикальных демократов (Межрегиональная группа), претендовавших на идейное лидерство. Одновременно развернувшаяся критика государственной марксистско-ленинской идеологии и советской системы в целом, а также постепенная деградация советских социальных институтов способствовали тому, что у большой части общества нарастали растерянность, ощущение духовного и идейного вакуума. Одним из влиятельных идейных и политических факторов стало то, что на мощной волне демократизации началась антибюрократическая кампания – она вдохновлялась сильным запросом снизу на социальную справедливость.

На этом противоречивом основании сформировалась благоприятная среда для появления политиков-популистов, наиболее ярким из которых был Борис Ельцин в ранний период его деятельности. В дальнейшем, по мере превращения Ельцина в лидера радикально-демократической оппозиции курсу перестройки, его популистские черты заметно ослабли.

Примечательно, что в России и других советских республиках, ставших впоследствии новыми независимыми государствами, популизм так и не набрал серьезного влияния. Исключение представляет Белоруссия, где за годы правления Александра Лукашенко популизм превратился в мощную политическую силу.

В России в 1990-е годы популизм оказался невостребованным: перед подавляющим большинством населения встала задача выживания, а в немногочисленном слое формирующегося среднего класса шел поиск индивидуальных стратегий адаптации.

В отличие от 1990-х в начале XXI века в российской политике стали все более активно использоваться популистские технологии.

Анализируя понятие популизм на основе опыта прежде всего стран Латинской Америки, Карлос де ла Toppe рассматривает его: 1) как идеологию, «в которой у вас есть „настоящий народ“ против „плохих элит“»; 2) как предвыборную стратегию; 3) как политическую логику («способ зафиксировать общественный антагонизм, расшатать политическую систему, чтобы создать новые институты») [97] Карлос де ла Toppe. Когда в выборах нет смысла, это уже не демократия. https://republic.ru/posts/9478l?utm source=republic.ru&utm medium=email&utm campaign=morning. .

В связи с отечественным опытом возникает вопрос о том, в какой мере популизм характеризует политическую жизнь последнего тридцатилетия российской истории?

В российской и политической литературе – как в профессиональных работах, так и в политической публицистике – доминирует расширительное понятие популизма. В этой связи мне вспоминается недавнее выступление на одном из международных форумов экс-президента Польши Александра Квасьневского, который предложил разделить, собственно, популистские технологии, которые в современных условиях используют практически все политики и политические партии вне зависимости от их политико-идеологической направленности, что продиктовано особенностями современных массовых коммуникаций. И популизм политических акторов, популизм как политические идеологии.

В этой связи хотелось бы направить дискуссию именно в русло этого, более узкого, понимания популизма. Как мне кажется, такая постановка сразу позволяет высветить несколько вопросов, так или иначе возникающих при изучении не просто политических движений в постсоветской России, а политических циклов ее политического развития.

Вопрос, с которого хотелось бы начать. Почему мощный политический запрос на популизм, родившийся в эпоху перестройки и способствовавший появлению популистских политиков и партий различного масштаба, еще сохранявшийся в начале 1990-х, затем фактически исчез? С чем это было связано?

Неизбежно возникает и второй вопрос. Почему в современном российском обществе в начале XXI века, в его первые два десятилетия так и не появились новые сильные политические движения популистского характера, новые популистские политические партии? Как постановка вопроса о популизме сочетается с широким распространением таких идеологических конструктов, как элитизм, пропаганда различных вариантов сословности? Как столь разные понятия оказываются подчас рядом в политическом дискурсе?

Наконец, третья группа вопросов. Явления и акторы, которые мы так или иначе упоминаем в постсоветской, постсоциалистической России в связи с обсуждением популизма, являются теми же самыми, что и в остальном мире, или мы имеем в виду здесь нечто особенное, некое иное качество популизма? Может быть, как это уже было предложено в одном из докладов симпозиума, необходимо ставить вопрос о новом популизме – неопопулизме, применительно в том числе к постсоциалистической России?

Непосредственный источник для моего анализа – стенограмма Первого съезда народных депутатов, опубликованная Президиумом Верховного Совета СССР, а также некоторые другие материалы. В качестве отправной точки я выбрал оптику Ральфа Дарендорфа [98] Дарендорф Р. Восемь заметок о популизме. Москва: Сектор, 2019. , который говорит о популизме в следующем контексте: популизм – это обычный выбор, который делают экзотические и неуравновешенные политики, не заинтересованные в сосредоточенной рутинной деятельности. Такие политики ищут власти и предлагают достаточно простое решение одной из проблем, на которой фокусируются интерес и внимание массы избирателей. Часто как способ достижения своих целей при этом используется референдум или попытки проведения референдума. Как правило, такие политики не рассчитывают на долгосрочные действия. Их призывы касаются сиюминутной тактической цели получить голоса и привлечь к себе внимание. Но когда они приходят к власти, то реализуют совершенно другие цели, чаще всего связанные с необходимостью удерживать власть в собственных интересах, а не в интересах тех, кто за них голосовал.

В данной оптике рассмотрим две политические фигуры, которые на момент Первого съезда народных депутатов являлись безусловными лидерами. Это, с одной стороны, Борис Ельцин, а с другой – Тельман Гдлян. Об этом, в частности, упоминает Владимир Прибыловский в описании первого митинга, который произошел в Лужниках 21 мая 1989 года, непосредственно накануне открытия съезда, где самые большие аплодисменты и восторги многотысячной аудитории собрали эти два человека. Причем Гдлян привлек тогда даже большее внимание участников митинга, чем Ельцин.