Иосиф Григулевич - Инквизиция

Наконец, различного рода богохульники, двоеженцы, приверженцы магии, оккультизма, колдовства, читатели запрещенных книг и им подобные «последователи дьявола» усердно вылавливались инквизицией, в особенности если у них имелось состояние.

Хотя добровольное обращение в инквизицию с самообвинением, как правило, сулило весьма легкое наказание, это правило не соблюдалось, если инквизиторы могли извлечь из «дела» какую-либо выгоду. История, приключившаяся с фламандским художником Симоном Перейнсом, попавшим в XVI в. в Мехико, весьма показательна в этом отношении. Перейнс, как следует из его дела, будучи пьян, заявил своему другу художнику Моралесу, что «обычное совокупление» не является грехом и что он предпочитает рисовать портреты вельмож, чем лики святых, так как за первые платят больше. Отрезвев и опасаясь доноса за такие «преступные» изречения, фламандец явился в инквизицию, где во всем честно покаялся. Но это ему не помогло. Фламандца заточили в тюрьму и подвергли пытке на предмет того, не является ли он еретиком. В действительности инквизиторы хотели таким образом заставить его писать для них бесплатно изображения святых! Когда пытка не дала результатов, инквизиторы присудили Перейнса к уплате издержек процесса и написанию большой картины богоматери. Художник мог считать, что он дешево отделался от своих мучителей.

Особенно жестоко расправлялись инквизиторы с теми, кто покушался на их авторитет. Мексиканский инквизитор Алонсо Гранеро, назначенный в 1574 г. епископом провинции Чаркас (обычно инквизиторы заканчивали свою карьеру в епископском сане), очутился проездом в Никарагуа, где местный нотариус Родриго де Эвора сочинил на него сатирические стишки. Разгневанный бывший инквизитор приказал Эвору заковать в цепи и подвергнуть пытке, в результате чего у бедного виршеплета оказались вывихнуты руки и ноги. Но этого было мало кровожадному Гранеро. Он присудил своего недруга к 300 ударам плетью, 6 годам каторжных работ на галерах и конфискации имущества. За свои «труды» инквизитор присвоил ценный китайский сервиз, принадлежавший его жертве, с трудом уместившийся, как отмечает соответствующий акт, в четырех больших ящиках!

При отсутствии «серьезных» дел инквизиторы не гнушались сочинять обвинения, буквально высасывая их из пальца, против ни в чем не повинных людей. Вот что пришлось испытать не в меру болтливому французу Франсуа Моиену, путешествовавшему по своим делам с попутным караваном мулов из Буэнос-Айреса в Чили в 1750 г. Погонщик мулов, с которым не поладил француз, донес инквизиции, что тот в пути вел «подозрительные» разговоры: называл мула «божьим созданием», говорил, смотря на ночное небо, что «такое обилие звезд — сплошная бессмыслица», критиковал духовенство за вольготный образ жизни. По приказу инквизиции француза арестовали и доставили в Лиму. Там инквизиторы принялись сочинять ему дело.

Ты обозвал мула «божьим созданием», значит принадлежишь к еретической секте манихеев. Говорил, что обилие звезд — бессмыслица. А их создал бог, значит обвинял бога в нерадивости и поэтому повинен в еретическом богохульстве. Критиковал вольготную жизнь духовенства? Признавайся, что ты член «заразной» секты Уиклифа. А уж заодно ему приписали принадлежность к сектам Кальвина, Янсения, Магомета и мало того — иудейство.

Напрасно убеждал бедняга француз инквизиторов, что инкриминируемые ему высказывания были бездумной болтовней, что он правоверный католик и понятия не имеет о каких-либо сектах. Чем упорнее он отрицал свою вину, тем беспощаднее его пытали. Следствие по его делу длилось 13 лет! В конце концов палачи добились своего: француз покаялся в своих грехах и был присужден к 10 годам каторжных работ и 200 ударам плетью… [321] См.: Lea H. Ch. The Inquisition in the Spanish Dependencies, p. 441

В задачи инквизиции входило наказание самозванцев-попов, беглых монахов, церковников-амансебадос — живших вместе со своими «незаконными» семьями. Однако инквизиция хотя и привлекала таких «нарушителей» к ответственности, но делала это в исключительных случаях, проявляя к ним, как правило, большое снисхождение. В редких случаях нарушителя заключали на несколько лет в монастырь, как это случилось в 1721 г. с монахом Франсиско Диэго де Сарате в Мехико, арестованным по обвинению в сожительстве с 56 женщинами — испанками, мулатками, метисками (по данным им самим показаниям число его любовниц равнялось 76). Сарате отделался всего лишь двумя годами заключения в монастыре, что, учитывая монастырские нравы того времени, было все равно, что бросить щуку в реку (Ibid., p. 243–244).

Отчеты вице-королей в Мадрид на протяжении всего колониального периода полны жалоб на распущенность церковников, на их корыстолюбие и пренебрежение христианскими добродетелями. Маркиз де Кастельфуэрте, вице-король Перу, отмечал, например, в 1725 г. в своем отчете королю, что монахи и священники публично сожительствуют со многими женщинами, развратничают, нарушая все церковные каноны. [322] См.: Medina J. Т. Historia del Tribunal de la Inquisicion de Lima (1569–1820), v. 2, p. 416–418

О распутном образе жизни инквизиторов и комиссариев инквизиции, об их ненасытной жажде власти и мирских богатств неоднократно сообщали вице-короли в Мадрид. Испанские монархи пересылали эти жалобы на проверку Верховному трибуналу инквизиции, который, как правило, оставлял их без последствий. В 1696 г. Верховный совет по делам Индий сообщал Карлу II, что инквизиция в колониях «превратилась в государство в государстве, что к ней повсюду самые простые и самые влиятельные люди относятся с одинаковой ненавистью и подобострастным страхом», однако испанская корона не обращала внимания на такого рода жалобы: ведь инквизиция верой и правдой служила ее интересам, способствуя закабалению и эксплуатации обширных колониальных владений…

Прав был историк колониальной инквизиции чилиец Хосе Торибио Медина, характеризуя инквизиторов как человеконенавистников, интриганов, склочников, заносчивых, мстительных, скупцов, честолюбцев, садистов и развратников. Несомненно, что их мрачная профессия накладывала на них соответствующий отпечаток. Таковыми были эти «судьи божьи», призванные стоять на страже христианских добродетелей и чистоты церковных догм в колониях.

Если в XVI и XVII вв. инквизиция главным образом охотилась за различного рода мнимыми или действительными отступниками от католической веры, колдуньями и богохульниками, то в XVIII в. ее деятельность была направлена в первую очередь на искоренение политической крамолы сначала в лице сторонников французских энциклопедистов, а затем сторонников французской революции и независимости колонии от испанской короны.