Ник Чизмен - Как почти честно выиграть выборы

На этом фоне выделяются три фактора, которые особенно мешают авторитарному правителю покинуть пост. Во-первых, физическое насилие против оппонентов существенно повышает вероятность того, что в случае падения режима соперники отомстят за страдания. Во-вторых, активы, накопленные во время авторитарного правления, зачастую имеют нелегальное либо как минимум сомнительное происхождение. В-третьих, авторитарные режимы успевают нарушить немало законов, что чревато судебными преследованиями за преступления прошлых лет – как в судах своей страны, так и в международных инстанциях вроде Международного уголовного суда (МУС). Суданский президент Омар аль-Башир, к примеру, осознает, что в случае отставки ему грозят судебные процессы в МУС за преступления против человечества. Отчасти поэтому он полон решимости остаться у власти [49] Случай Судана см.: Lutz Oette. “Peace and Justice, or Neither? The Repercussions of the al-Bashir Case for International Criminal Justice in Africa and Beyond”, Journal of International Criminal Justice 8, no. 2 (2010): 345–64; более подробную дискуссию о том, почему обвинения Международного уголовного суда могут затруднить процесс отхода лидера от власти, см.: Mark Kersten. “The ICC and the Security Council: Just Say No?”, Justice in Conflict , 29 February; доступно по адресу https://justiceinconflict.org/2012/02/29/the-icc-and-the-security-council-just-say-no/ (дата обращения – 15 декабря 2017). . Эти три фактора объясняют, почему авторитарные управленцы редко покидают пост по собственной воле и идут на фальсификации выборов, чтобы продлить свои полномочия.

Немаловажно, что риски, связанные с потерей руководящей должности, весьма разнятся между регионами. Потенциальные потери от ухода гораздо выше, если между кланами элит и социальными группами низок уровень взаимного доверия, а институциональная система сдержек и противовесов недоразвита. У текущего лидера нет особых оснований считать, что политическая система защитит его интересы в случае, если к власти придет конкурент. Посмотрим на ситуацию Африки южнее Сахары, где целый ряд стран пострадал от ожесточенных политических конфликтов, насильственных авторитарных правительств и крайне слабых политических институтов. В результате этой опасной комбинации у нового лидера зачастую есть и мотивация, и все возможности, чтобы подвергнуть предшественников преследованиям. Это объясняет, почему у отставных африканских лидеров начиная с 1960-х годов риск быть убитыми, посаженными в тюрьму или изгнанными превышает данный показатель для остальных регионов мира более чем в два раза [50] Информация из Archigos, набор данных по политическим лидерам. См.: H. E. Goemans, Kristian Gleditsch and Giacomo Chiozza. “Introducing Archigos: A Data Set of Political Leaders”, Journal of Peace Research 46, no. 2 (2009): 169–83. . Глядя с этого ракурса, мы понимаем, что, с точки зрения африканских президентов, пожизненное правление – не просто мания величия, а еще и вполне закономерная реакция на политическую обстановку. Если бы их коллеги в других частях света сталкивались с аналогичными рисками, вероятно, они поступали бы так же.

То, как лидер воспринимает грозящие ему опасности, различается даже в соседних странах. Могут играть роль как особенности характера, так и судьба его предшественника. Например, на Гаити кровавые расправы над бывшими правителями – не редкость, а практически норма. С 1908 по 1915 год лидеров страны постигли, в порядке очередности, «изгнание, изгнание, подрыв бомбой, тюрьма, изгнание, казнь, изгнание» – и уж совсем шокирующая судьба: «протащен разъяренной толпой от французского посольства до железного забора, насажен на прутья и разорван на куски» [51] Harris Lentz. Encyclopedia of Heads of States and Governments: 1900 through 1945 (Jefferson, NC: McFarland, 1999): 219. . При таком раскладе правители едва ли захотят уступить оппоненту, какова бы ни была цена сохранения власти. Электоральные фальсификации становятся понятным выбором, когда в противном случае тебе светит перспектива закончить жизнь насаженным на забор.

Неудивительно, что правители, над которыми нависает больше угроз в случае отставки, реже склонны к реформаторской деятельности. Это одна из причин, почему лидеры, долго стоящие у руля, с большей вероятностью пойдут на фальсификации. Пробыв на посту много лет, они успели многократно поучаствовать в коррупции и нарушениях прав человека. Кроме того, чем дальше, тем чаще они сталкиваются с народным запросом на перемены. Фальсификации выборов становятся не только желанием, но и насущной необходимостью. Поэтому не стоит удивляться, что с возрастом бывалые автократы не смягчают хватку, а напротив, готовятся преодолевать все новые преграды на пути к продлению полномочий.

Конечно, лидеры, которые проводят более прозрачные выборы, больше рискуют. Отсюда следует, что со временем концентрация жестких авторитарных режимов лишь растет. Но даже с этой оговоркой длительность правления очень влияет на ход выборов. Когда авторитарные лидеры находятся у власти приблизительно один электоральный цикл (около 5 лет), фальсифицируется 45 % голосований. Для тех, кто пробыл на посту семь циклов (35 лет), этот показатель возрастает до 65 % – на целых 20 процентных пунктов (см. Приложение 8).

Тем не менее, если лидеры хотят остаться у власти любой ценой, это им удастся, только если хватит ресурсов на оплату репрессивного силового аппарата. Как правило, правительству легче решить этот вопрос, когда существует стабильный денежный поток от продажи природных ресурсов. Он защищает от внутреннего и международного давления в сторону демократизации. По этой причине наблюдается высокая корреляция между нефтяными запасами и качеством демократии: очевидно, что, за исключением Норвегии и США, большинство нефтедобывающих стран авторитарны.

Чтобы получить более четкое представление о том, как нефть влияет на демократию, давайте сравним политические системы разных стран. Расставим государства по запасам нефти и по степени демократизации. На 20-балльной шкале, где –10 представляет чистую диктатуру, а +10 – чистую демократию, средняя страна со скудными или отсутствующими нефтяными доходами получит +4,2 балла. В то же время средняя страна, чьи нефтяные доходы составляют минимум 3 % ВВП, будет на отметке –2,4 [52] Расчеты на основе индекса государственного устройства, а также анализа других стран, где на нефть приходится более 3 % ВВП, а также те, где нефть приносит меньше этого показателя. Баллы стран-нефтепроизводителей падают до уровня –3.1, если не считать Норвегию – страну-исключение из «нефтяного правила». .

Мы обнаружим аналогичный тренд, если сконцентрируемся непосредственно на проведении голосований. По шкале от 0 до 100, где 100 соответствует идеальным выборам, а 0 – безобразным, средняя нефтедобывающая держава заработает лишь 24 балла, что почти вдвое меньше результата стран, не торгующих нефтью. И действительно, за скупой статистикой мы можем найти многочисленные примеры авторитарных лидеров, которые смогли воспользоваться нефтью и прочими природными ресурсами, чтобы сопротивляться реформам и отгородиться от недовольства собственных граждан и международной критики [53] Информация из Center for Systemic Peace, Polity IV project, см. Приложение 1. См. также: Michael Ross. “Does oil hinder democracy?”, World Politics 53, no. 3 (2001): 325–61; Sarah M. Brooks and Marcus J. Kurtz. “Oil and Democracy: Endogenous Natural Resources and the Political ‘Resource Curse’”, International Organizations 70, no. 2 (2016): 279–311; и Anar K. Ahmadov. “Oil, democracy, and Context: A Meta-analysis”, Comparative Political Studies 47, no. 9 (2014): 1238–67. . Нетрудно сделать выводы: от Анголы до Саудовской Аравии нефть и демократия взаимно отталкиваются, подобно нефти и воде.