Герберт Спенсер - Политические сочинения. Том V. Этика общественной жизни

Но зло происходит тут не от одной только излишней строгости этического учения, завещанной нам суровым прошедшим. Тут есть еще и другое зло, проистекающее из практической невыполнимости его идеала. В своей насильственной реакции против полнейшего себялюбия жизни, царствующего в варварских обществах, это учение настаивало на жизни, совершенно чуждой всякого себялюбия. Но как всесильный эгоизм прежней грубой военщины не мог быть переделан многочисленными попытками безусловного подавления человеческого я в монастырях и религиозных обителях, так точно и дурное поведение нынешних обыкновенных людей не может быть исправлено установлением такого идеала самоотвержения, который выходит за пределы выполнимости для обыкновенного человека. Установление такого идеала скорее же поведет людей к отчаянию и к оставлению всякой попытки на более высокую жизнь. Старание достигнуть невозможного не только оканчивается постоянно этим способом, но в то же время еще и подрывает в людях доверие к возможному. Ибо вследствие своей связи с неисполнимыми правилами даже исполнимые правила теряют в их глазах свой авторитет.

Я нисколько не сомневаюсь в том, что теория правильного поведения, изложенная в общих чертах на этих страницах, подаст повод ко множеству враждебных суждений и толков. Критики известного класса, вместо того чтобы радоваться, что этические принципы, выведенные научным путем, совпадают с этическими принципами, выводимыми ими иным образом, сочтут себя оскорбленными этим совпадением. Вместо того, чтобы признать наличность существенная сходства, они станут распространяться касательно поверхностных различий. Дело в том, что с окончания периода религиозных преследований в поведении так называемой ортодоксии по отношению к так называемому еретичеству (гетеродоксии) произошла очень любопытная перемена. Было время, когда еретик, принужденный пыткой к отречению от своих мнений, вполне удовлетворял властей этим внешним обнаружением согласия с господствующею верою; так что такое кажущееся чисто внешнее соглашение оказывалось вполне достаточным, как бы ни было глубоко и сильно действительное, реальное разногласие, продолжавшее существовать между бывшим еретиком и господствующей верой. Но теперь, когда уже нельзя более принудить еретика силой к исповеданию общепринятого верования, защитники этого верования стараются выставить его верование настолько противоположным общепринятому, насколько только это окажется возможным. Расходится он в чем-нибудь с установленной теологической догматикой? В таком случае это должен быть атеист, хотя бы сам он и считал этот термин совершенно неприложимым к его собственным убеждениям. Считает он спиритуальные объяснения явлений несостоятельными? В таком случае его следует причислить к материалистам, хотя бы он с негодованием отказывался от этого имени. Подобным же образом, каковы бы ни были различия между естественной нравственностью и сверхъестественной нравственностью, приверженцы этой последней считают наилучшей политикой преувеличивать эти различия как можно сильнее и превращать их в основной антагонизм. Следуя этой политике, они по всей вероятности выберут из этого тома для своих осуждений такие учения, которые, оторванные от связи с прочими и взятые отдельно, сами по себе легко могут быть представлены так, что покажутся крайне дурными. Стремясь к ясности изложения, я рассматривал отдельно многие соотносительные стороны поведения, выводя при этом частные заключения, из которых каждое становится неверным, будучи оторвано от прочих; а потому я дал обильный материал для неправильная истолкования моих действительных взглядов.

Отношения этого труда к другим, предшествующим ему в этом ряду, таковы, что требуют частых ссылок на них. Так как это сочинение представляет последний результат принципов, изложенных в каждом из предшествовавших ему сочинений, то я нашел неудобным уклоняться от повторения изложения снова этих принципов. Кроме того, изложение этих принципов в их отношениях к различным этическим теориям делало необходимым в каждом случае напомнить вкратце читателю не только то, в чем заключаются эти принципы, но также и то, каким образом они были выведены. Вот чем объясняется присутствие в этом томе многих повторений, которые для некоторых покажутся, вероятно, очень скучными. Впрочем, я не особенно сильно сожалею об этом почти неизбежном результате, потому что только путем многочисленных и разнообразных повторений могут быть внедрены в сопротивляющиеся умы чуждые им дотоле понятия.

Предисловие автора ко II тому «Оснований этики»

Теперь, когда с выходом V и VI части (часть IV появилась еще раньше) мне удалось завершить второй том «Оснований этики», – в чем я уже несколько лет отчаивался, – чувство удовлетворения нарушается у меня при мысли, что эти новые части менее определенны в своих заключениях, чем я надеялся. Совершенной определенности, конечно, нельзя было и ожидать. Истинные правила для поступков существа столь сложного, как человек, живущего в таких сложных условиях, каковы общественные, очевидно составляют предмет, не допускающий специальных положений общеобязательного характера.

Основной отдел – сфера частного поведения, необходимо зависящего, в известной мере, от природы индивида и обстоятельств, в которых он находится, – может быть нормирован лишь приблизительно; и в большинстве случаев руководительство должно ограничиться судейским взвешиванием требований и избеганием крайностей. Переходя к первому большому отделу поведения общественного – к «Справедливости», мы действительно вступаем в область заключений, в значительной степени определенных. К счастью, в этом, наиболее важном, отделе этики, трактующем об известных правильных отношениях между индивидами, безотносительно к их характеру и обстановке, фигурируете руководящая идея справедливости или равенства (equalness) – туда вводится идея меры, и полученные выводы приобретают некоторый количественный характер, вследствие чего отчасти уподобляются выводам точных наук. Но когда, оставив этот наиважнейший отдел, предписания которого непреложны и не считаются с личными моментами, мы обращаемся к остающимся отделам – благотворительности отрицательной и положительной, – мы оказываемся в области, где сложность личного поведения усугубляется многообразными отношениями к не менее сложному поведению окружающих. Для разрешения проблем, которые здесь возникают, природа меры не дает нам никакого руководства, и нам приходится обыкновенно следовать эмпирическим суждениям.

Ввиду этих признаний, быть может, станут утверждать, что здесь нам нисколько не помогает общее учение о развитии. На это я возражу прежде всего, что в новом отделе этики, трактующем о справедливости, эволюционное учение способствует как проверке эмпирических заключений, так и установлению некоторых, еще не признанных, важных выводов. Если скажут, что на протяжении заключительных отделов этики, обсуждающих благотворительность, отрицательную и положительную, заключения должны быть, как указано, преимущественно эмпирическими, и что поэтому здесь во всяком случае учение об эволюции нам не поможет, – то следует возразить, что оно помогает нам если не в специальных вопросах, то в общих. Прежде всего, учение это доставляет нам естественную санкцию некоторым видам поведения, которые в настоящее время предполагаются лишенными всякой санкции, если у них нет санкции сверхъестественной, – оно показывает нам, что эти виды поведения охватываются границами развивающейся человечности, способствуют высшей жизни и, вследствие этого, обязательны. Во-вторых, предоставляя нам составлять эмпирические суждения, эволюционное учение дает те общие истины, которыми следует руководствоваться в этих эмпирических суждениях – намечает пределы, в которых они должны вращаться.