Андрей Игнатьев - Синдром вертепа. Кризис как перформативный контекст

Отсюда исключение термина «рок-музыка» из публичных контекстов, примерно как сейчас обсценной лексики: как бы предполагалось, что это просто такая современная зарубежная эстрада, туземные поклонники которой – такая же советская молодежь, что и все прочие, но, так сказать, «с перламутровыми пуговицами».

Отсюда, полагаю, вялотекущая и диффузная, однако весьма радикальная смена парадигмы в отечественной социологии – поворот к «этнометодологии» Г. Гарфинкеля и творчеству Э. Гофмана, наметившийся как раз в этот период.

Тут трудно не вспомнить молодого Высоцкого, который стал знаменитостью как раз в это время: «Сны про то, как выйду, как замок мой снимут, как мою гитару отдадут…»

Для тех, кому прежде не выпадало случая работать с понятиями «колониализм» или «пост-колониальный синдром», укажу несколько работ, которые вполне можно рассматривать как представительное введение в проблематику: Тлостанова М. Деколониальные гендерные эпистемологии. М.: ИПЦ «Маска», 2009; Scott J.S. Domination and the Art of Resistance. Hidden Transcripts. New Haven-L.: Yale Univ. Press, 1990; Deetz S.A. Democracy in the Age of Corporate Colonization. Developments in Communication and the Politics of Everyday Life. Albany: State Univ. N.Y. Press, 1992.

Collins H.M., Pinch T.J. The construction of paranormal: nothing unscientific is happening // On the Margins of Science: The Social Construction of Rejected Knowledge. Keele: Univ. Keele Press, 1979. Р. 237–270. В первом случае признание осуществляется как «экзамен», то есть проверка на соответствие каким-то заранее известным тестовым критериям, во втором – как «поединок», то есть конфликт в плохо структурированном и динамичном контексте.

Могу об этом свидетельствовать как филофонист со стажем: в советское время любая серьезная домашняя фонотека предполагала либо регулярные зарубежные командировки, что само по себе было статусной привилегией, либо какого-нибудь близкого человека, родственника или приятеля, который такой привилегией обладал.

Строго говоря, для рок-группы, причем не только тут у нас, такая граница плохо определена до сих пор.

Тут кстати вспомнить питерский неофициальный музей группы The Beatles и его создателя.

Одним из косвенных, но в перспективе очень важных следствий такого порядка заимствований стала их сначала принудительная, а позднее и вполне добровольная русификация, которая отразилась как на текстах, так и (в меньшей, конечно, степени) на музыкальной форме. Полагаю, впрочем, что отчасти этот эффект связан с распространением английских школ, в результате которого английский язык постепенно утратил статус иного и странного (сейчас, говорят, аналогичным статусом обладают тюркские языки).

В данном случае подразумевается вполне реальная биография одной из «звезд» современной отечественной рок-сцены, однако она в достаточной степени типична и вполне может рассматриваться как парадигмальный образец карьеры.

Фабрика звезд, то есть программа на одном из федеральных телеканалов, существовавшая уже в «нулевые» годы, по сути дела, только имитировала эту стереотипную практику. Сходная практика, склонен думать, существовала и в других областях «неофициального» искусства, но это круг феноменов, о котором я не вправе судить – не мой предмет, и вообще.

В данном случае я опираюсь на результаты исследования, выполненного совместно с В. Ма-рочкиным и посвященного одной из наиболее заметных «семей» отечественного шоу-бизнеса. По разным уважительным причинам эти результаты не могут быть опубликованы, однако сценарий, реализованный при моем собственном поступлении в аспирантуру, мало отличался от неформального закулисного кастинга (ключевым событием было собеседование с покойным Леном Карпинским у него дома на Зубовском бульваре), более того – склонен думать, что пресловутый «эффект Матфея» является следствием такого же сорта практик. Карьера потребителя (например, меломана-филофониста) выстраивалась по очень похожему сценарию, только что критерии селекции претендентов на членство в сообществе были несколько иными.

По ходу исследования наши с В. Марочкиным информанты охотно рассказывали о «героях» и «селекционерах», то есть о себе самих, были немногословны и даже весьма осторожны, рассказывая об «инвесторах», о хозяевах «салона» удавалось узнать только случайно и на стороне или из личного опыта, а вот персоны «смотрящих» и даже самый факт их существования так и остались домыслом (гипотезой, если угодно). В наши дни какие-то функции «салона» перешли к социальным сетям в интернете, но это ничего не меняет.

Примером тут может служить альбом композитора Давида Тухманова «По волнам моей памяти», выпущенный фирмой «Мелодия» в 1976 году и в определенных кругах даже ставший недосягаемым образцом успешного музыкального проекта.

Изменились, притом заметно, не только обоймы имен, лица или костюмы, но и та «фоновая» музыка, которую можно было случайно услышать по радио, целое поколение далеко не бесталанных артистов было вынуждено до времени покинуть сцену и либо заняться преподаванием, либо вовсе отказаться от продолжения карьеры.

Сколько знаю, «звезда» довоенной отечественной эстрады Изабелла Юрьева вообще никогда не бывала на гастролях за границей, думаю, кроме России, о ней нигде ничего не знали, однако это никак не сказывалось на ее профессиональном статусе. В послевоенный период, напротив, даже безусловно успешные The Beatles приобрели статус культовой рок-группы только после гастролей в США, примерно такого же рода изменения произошли и в науке, притом не только советской, где статус «выездного ученого» вообще стал едва ли не важнейшей исходной предпосылкой успешной карьеры.

Слово «заслужить» тут, конечно, не самое подходящее: предельным основанием права на выезд было персональное решение «смотрящего», которое всегда принималось как результат очень сложных negotiations, в ходе которых учитывались не только личные качества претендента или его репутация, но и всякого рода «повязки», в том числе родственные связи.

Собственно, эмиграция «по еврейской визе», как и более экзотические формы выезда за границу, появившиеся в этот период (высылка диссидентов, например), были такими же самыми «теневыми» практиками, как и любая другая стратегия уклонения от идеологического диктата, практиковавшаяся в советском обществе: «родственники за границей» сплошь и рядом были юридической фикцией, их приглашение вполне могло быть «проплачено», как теперь говорят, или же вовсе организовано спецслужбами, более того – об этом знали все, кому было интересно, что отнюдь не мешало трактовать расхожие социальные конструкты как реальность.