Александр Смоляр - Табу и невинность

КОР, а точнее говоря, атмосфера, которую он создал, стояли также у истоков Общества учебных курсов, называвшегося Летучим университетом, – в память и ознаменование тайного обучения во времена разделов Польши, а затем и Второй мировой войны. Основанный примерно сотней ученых, писателей и художников, Летучий университет организовывал лекции в частных квартирах в нескольких крупных городах Польши, публиковал собственные издательские серии, организовывал научные конференции и так далее. Университет был полностью независимым от КОРа; более того, преподававшие в нем люди иногда чувствовали себя чуждыми КОРу, но возник он благодаря КОРу и его помощи.

Однако, как показала история, наибольшее влияние КОР оказал на рабочие сообщества. Тираж «Роботника», первый номер которого вышел осенью 1977 года в нескольких тысячах экземпляров, достиг в ходе августовской забастовки 1980 года нескольких десятков тысяч. Максимально широкий отклик эта газета нашла среди рабочих Гданьска, где летом 1978 года сформировался учредительный комитет свободных профсоюзов со своим собственным изданием, «Роботником Выбжежа» («Рабочим Побережья»), тесно связанным с «Роботником». Руководил этим учредительным комитетом Богдан Борусевич, а Бюро оперативных вмешательств КОРа возглавлял Анджей Гвязда. К числу самых близких сотрудников КОРа на Побережье принадлежали Анна Валентынович, Алина Пеньковская, Богдан Лис и Лех Валенса. Все они оказались главными фигурами большой августовской забастовки.

Комитеты крестьянской самообороны тоже родились из атмосферы, которую создала демократическая оппозиция, и под ее заботливым крылом. В этой среде особенно активными были Веслав Кенцик и его жена – редакторы уже упоминавшегося журнала «Плацувка», а также соучредители Крестьянского университета, где преподавали многочисленные деятели КОРа и Центра крестьянских исследований, организованного региональными комитетами крестьянской самообороны.

Все это определяло собой политическое измерение указанного движения. Следует подчеркнуть, что КОР был политическим институтом только в одном смысле, а именно в том, что все его члены и сочувствующие отдавали себе отчет в последствиях своих поступков, осознавая и прекрасно понимая следующее: в условиях тоталитарного строя, даже разлагающегося, всякие устремления к большей автономии общества неизбежно интерпретируются властью как покушение на ее права.

Однако КОР не был и не мог быть политической организацией в узком смысле этого слова. Во-первых, он не имел никакой программы, а его члены представляли широкий спектр взглядов и политических тенденций. КОР не стремился ни к свержению власти, ни тем более к ее захвату. Было, однако, абсолютно естественным, что на фоне его деятельности рождалась политическая рефлексия, которая с годами стала интегральной частью данного движения, и что КОР старался вписать свою гражданскую и общественную борьбу в более широкую картину борений за политическое и национальное освобождение Польши. Это явление было столь же очевидным, сколь и понятным, а ожесточенные дискуссии и все более резкие политические расколы усугублялись по мере того, как движение расширялось и уточнялась перспектива скорой катастрофы. Я думаю в первую очередь о различиях между КОРом и другими оппозиционными движениями, но также о конфликтах внутри самого КОРа – к примеру, три его деятеля покинули КОР, поскольку им была ближе националистическая риторика Движения защитников прав человека и гражданина, так называемого ROPCiO (ДЗПЧиГ).

Среди КОРовской молодежи – ибо старейшины остались, в принципе, верны букве общественных задач КОРа – обозначились два течения, ни одно из которых не стало ясно артикулированным. Первое – за ним стояли Куронь, Липский и Михник – стремилось сформулировать современное мышление в духе демократического социализма, приспособленного к польским условиям. Сюда, ясное дело, входила и критика тоталитарно настроенных левых кругов, а также отдельных традиций демократического социализма. Например, тут критиковали атеизм, чрезмерную заинтересованность вопросами власти и государства, безразличие к проблемам автономности человека, философию прогресса и так далее.

Второе течение, связываемое в первую очередь с еженедельником «Голос» и Антони Мацеревичем, концентрировалось на вопросах национального освобождения и национальной традиции, а социальные, общественные вопросы низводило до уровня солидаризма. Оба эти направления высказывались, правда, за освобождение народа и за демократическую организацию общественной жизни, но акценты расставляли по-разному. Бесспорен тот факт, что разделения в лоне КОРа, которые, впрочем, никогда не выходили за границы разумного, проистекали в большей степени из традиций и опыта отдельных индивидов, нежели из действительно противоположных политических подходов.

Перед подписанием августовских соглашений бастующие поставили условие: все деятели и активисты КОРа, арестованные во время данной забастовки, должны быть освобождены. И действительно, 1 сентября 1980 года они вышли на свободу. В ту же минуту возникла проблема их участия в «Солидарности». Определенные группы интеллектуалов, ранее тесно связанные с КОРом, считали, что теперь его члены должны держаться подальше от этого профсоюза. По их мнению, надлежало в обязательном порядке искать modus vivendi (временное соглашение) с властью и как можно быстрее включить профсоюз в систему, поскольку в противном случае ему грозит катастрофа, ведь присутствие на политической сцене тех КОРовцев, чью предшествующую деятельность власти никак не могли одобрить, могло только повредить делу профсоюзников… Великая победа КОРа, которую никто не подвергал сомнению, ни друзья, ни враги, стала тем самым горьким личным поражением целого ряда его деятелей. Однако в реальности их популярность, авторитет и темперамент привели к тому, что в конце концов они оказались поглощенными новым движением. Это означало смертный приговор КОРу как автономному образованию. Появилось, правда, еще несколько деклараций, готовящих его исчезновение, но, в сущности, после сентября 1980 года КОР уже не существовал.

Отдельные его члены (в частности, Ян Юзеф Липский, Збигнев Ромашевский, Хенрик Вуец) вошли в профсоюзные власти. Другие стали разного рода советниками (Яцек Куронь, Ян Литыньский, Адам Михник, Анджей Целиньский). Еще кто-то ринулся в водоворот организационной работы, в прессу и информационные службы. Однако отношение к КОРу по-прежнему продолжало разделять «Солидарность». Не было собрания, на котором Леху Валенсе не приходилось бы отвечать на вопросы, связанные с КОРом. Когда выбирались профсоюзные власти, всем кандидатам задавали вопрос об этом Комитете. Причины такого интереса были весьма многочисленны.