Борис Кагарлицкий - Марксизм: не рекомендовано для обучения

В Советском Союзе рукописи опубликовали - и ничего. Даже не включили в Собрание сочинений. Включили в сборник «Из ранних произведений». Во втором издании Собрания сочинений «Парижские рукописи» все же вышли, но почему-то не в первых томах, как следовало бы по хронологии, а в одном из последних томов.

Напротив, на Западе начинается дискуссия. Одним из первых выступает социолог из Франкфурта Герберт Маркузе. Он работает во Франкфуртском институте социальных исследований, коллектив которого увлекался работами Зигмунда Фрейда.

Надо сказать, что ученикам Фрейда сильно не повезло со страной, где родились. И особенно не повезло с происхождением: они почти все были немецкими евреями. Выходцы из немецкой мелкобуржуазной среды, они изначально были склонны к критике системы, восприимчивы к новым идеям. Марксизм и фрейдизм были двумя теориями, захватившими воображение радикальной интеллигенции. Даже ученик весьма консервативного экзистенциалиста Мартина Хайдеггера, Герберт Маркузе, перешел к марксофрейдистам.

В Австрии тоже фрейдизм и марксизм были чрезвычайно популярны в среде еврейской интеллигенции. Здесь сказалась и атмосфера Вены начала XX века. Это был космополитический город, но в очень большой степени еврейский город. Культура Вены делалась очень в значительной степени именно евреями. В Германии мы тоже можем видеть заметную роль еврейской интеллигенции в левой среде 1920-х годов, хотя такого значения, как в Вене, еврейская среда здесь уже не имела: Бертольт Брехт, например, был вполне чистокровным немцем.

Так или иначе, нетрудно догадаться, что фрейдизм, как «еврейская» теория, должен был оказаться под запретом в гитлеровском Третьем рейхе. Франкфуртский институт должен был перебраться в Америку. Уже в 1932 году институт в полном составе сразу переехал в Нью-Йорк. «Франкфуртцы» создали в Нью-Йорке Новую школу социальных наук, которая действует до сих пор.

Это была попытка привить в Америке определенные европейские стандарты гуманитарного образования, более широкий подход, меньший акцент на специализацию. В США если человек специалист по русской литературе, то скорее всего Шекспира он не читал. Франкфуртская школа приехала в Америку не просто как группа марксистов, но еще и как представители европейской традиции в образовании. Поэтому они оказали столь сильное влияние на следующее поколение интеллектуалов в Америке. Они многих учили, они формировали новую базу образования, задавали стандарты, которые отличались от традиционных. Среди учеников Маркузе, например, была, небезызвестная Анджела Дэвис, впоследствии ставшая самым популярным из лидеров американской компартии. Современному поколению молодых людей имя Анджелы Дэвис скорее всего ничего не говорит. Но те, кто жил в СССР в начале 1970-х, несомненно, помнят лозунг «Свободу Анджеле Дэвис!». Эта темнокожая интеллектуалка, коммунистка была брошена в тюрьму по ложным обвинениям. Пока она сидела за решеткой, советских граждан выводили на митинги протеста. Правда, вскоре после освобождения она покинула компартию. Для радикальных молодых людей в Америке 1960-х годов имя Анджелы Дэвис тоже много значило.

Уже в начале 1930-х годов, когда публикуются рукописи Маркса, Маркузе обнаруживает, что вопросы, волновавшие молодого Маркса, во многом совпадают с темами, обсуждаемыми среди учеников Фрейда. Так на скрещении традиций марксизма и фрейдизма начинается формирование Франкфуртской школы.

И метод анализа, и постановка вопроса, и даже тематика исследования у «франкфуртцев» разительно отличается от того, что было привычным для классического марксизма. Их волнует психология коллектива и личности, причем, когда они говорят об индивидуальном сознании, их интересует то, как общество формирует или деформирует личность. Когда они говорят о политических партиях, о власти, их тоже интересует массовое сознание, кто и как им манипулирует, как формируются коллективные иллюзии и как они преодолеваются. Причем не в последнюю очередь «франкфуртцев» интересует то, насколько сознание людей зависит от их экономического положения, от принадлежности к тому или иному классу. В сущности, «франкфуртцы» начинают создавать марксистскую социальную психологию, но этим они не ограничиваются, их работы оказали огромное влияние на всю современную социологию, причем не только марксистскую.

Но западный марксизм - это не только Франкфуртская школа. Сюда же надо отнести и философские работы Ж.-П. Сартра, пришедшего к марксизму от экзистенциализма, и поздние работы Льва Троцкого, не говоря уже о его многочисленных учениках, «Тюремные тетради» Антонио Грамши, Дьердя Лукача и многих других.

Можно ли в таком случае говорить о западном марксизме как едином целом? Думаю, что можно. Ибо, несмотря на серьезные различия между этими теоретиками и школами, у них есть и целый ряд общих черт.

Что характеризует западный марксизм?

Прежде всего, произошедшее в конце 1920-х - начале 1930-х годов размежевание между политическим и академическим марксизмом. До сих пор ведущие теоретики неизменно имели отношение к политическим организациям рабочего класса. Они занимали позиции во внутрипартийных дебатах. Даже если они не возглавляли партии, как Ленин, они имели прямое влияние на их деятельность.

Теперь ситуация радикально меняется. Формально политические партии все еще ссылаются на марксизм, но на практике ни социал-демократы, ни коммунисты не проявляют особого интереса к теории, а уж тем более - к теоретикам. Социал-демократы по факту становились бернштейнианцами, хотя идеи Эдуарда Бернштейна никогда не были признаны их официальной идеологией. Более того, его долгое время по инерции продолжали осуждать.

Но Бернштейн, как говорят англичане, вытащил кота из мешка. То есть он высказал то, что говорить не полагалось. Что теория, в сущности, не нужна. Ни один ответственный политический лидер такое в социал-демократии 1920-х годов не решился бы сказать публично.

Впоследствии, уже после Второй мировой войны, об этом стали говорить уже открыто. Но не в 1920-е годы. Культура рабочего движения формировалась на марксизме, обучение кадров было основано на том, что люди должны усвоить какой-то набор марксистских тезисов. Потому теорию нельзя было отвергнуть публично. Ее просто забывают, потому что руководству она не нужна. Для принятия политических решений не надо читать книги по истории классового сознания.

Коммунистические партии в 1930-е годы, в отличие от социал-демократов, провозглашают культ идеологии. Но новая теория им тоже не слишком нужна. Во-первых, внутренние конфликты, происходящие в СССР, воспроизводятся в западных партиях. В результате партии систематически очищаются от инакомыслящих, культура дискуссии умирает.