ВП СССР - Разгерметизация

Во-вторых, сухопутная экспансия обходилась бы России дешевле, чем морская экспансия Англии. (Подтверждением этого является то, что морская экспансия начиналась всеми колониальными странами только после того, как были исчерпаны возможности сухопутной; самый яркий пример США — сначала освоение “дикого запада”, потом отторжение части Калифорнии от соседней Мексики, а только после этого “политика канонерок”). Это давало возможность России выступать ещё и «защитницей» стран региона от колониализма европейских морских держав, потому как позволяло грабить эти страны при одинаковой прибыли меньше, чем это делали конкуренты, а выбирают всегда меньшее из зол.

В-третьих, Англия и Франция вынуждены были бы терпеть такую русскую политику. Судьба морских путей в районе метрополии беспокоила бы Англию куда больше, чем судьба её колоний. Во время гражданской войны в США появление двух русских эскадр в Тихом и Индийском океане заставило Великобританию отказаться от вмешательства в «Польский вопрос». Развертывание же сил флота из района Мурманска в те времена без авиации и радио пресечь было практически невозможно. Даже в 1939 г. англичане не смогли перехватить лайнер “Бремен”, который за несколько дней до начала второй мировой войны вышел из Нью-Йорка и в условиях радиомолчания пришёл в Мурманск, где отстаивался около двух недель, хотя уже было и радио, и береговая авиация, и авианосцы.

Франция больше была обеспокоена соседством с Германией и вспоминал как кошмар 1871 г. князя Бисмарка и была поэтому заинтересована в союзе с Россией как единственной гарантии своей свободы в случае войны с Германией.

Центральноевропейские державы были не прочь подгадить России. Но у них и в мыслях никогда не было нападать на неё, когда она в силе , ради интересов Парижа и Лондона. Блок же Европы против России до первой мировой войны был невозможен, а первая мировая война сама стала возможной только вследствие ослабления России в русско-японской войне и последовавшего за ней экономического кризиса.

Понятно, что политика, предусматривавшая базирование главных сил флота в Мурманске с ростом экономического потенциала страны и сухопутной экспансии на юг, обеспечивала российскому капитализму исключительно стабильные внутри- и внешнеполитические условия для развития. Русский капитал смог бы «купить» (т.е. обеспечить уровень жизни, исключающий недовольство) и крестьянство, и рабочий класс, и вернуть долги Франции (Ротшильду и К О, договор 1891 г.). Требовалось одно — избегать войн, для ведения которых всегда нужны деньги, и в результате которых независимо от “победителя” обе стороны попадают в экономическую зависимость от международного капитала.

Одним из следствий поражения в русско-японской войне были новые долги к “Франции”. Если бы не эти долги, то Россию было бы не втянуть в первую мировую войну, а война без участия России скорее всего не состоялась. А в случае нейтралитета в начавшейся войне Россия могла бы продавать Германии и Австро-Венгрии железо, уголь, хлеб прямо, а через нейтральные Швецию и Норвегию те же товары Англии и Франции, а в конце войны продиктовать мир, т.е. сыграть роль США в обеих мировых войнах. Промышленность же США резко возросла на русском золоте главным образом во время первой мировой войны. Ясно, что со смертью Александра III в 1894 г. у российского капитала экономических причин для смены курса не было. Однако за последующие 10 лет политика царского правительства перестала выражать интересы российского многонационального верноподданного капитала и повернула в сторону самоубийственной конфронтации с Японией. Но политика всегда выражает интересы, прежде всего экономические, каких-то социальных групп, а не отдельных злых или добрых личностей, как это пытается представить Коротич [45]и К О.

Обращаясь к декабристам (примерно половина из проходивших по делу были масоны — кстати, ист. 29 [46]), и А.С.Пушкин, и Ф.И.Тютчев пользовались термином «самовластье» (А.С.Пушкин: «…и на обломках самовластья напишут ваши имена…»; Ф.И.Тютчев: «Вас развратило самовластье…») и не пользовались термином «самодержавие». Революции в России несли лозунг «Долой самодержавие!», но не трогали «самовластье».

Натан Эйдельман [47]в “Науке и жизни” № 10, 1988 г. отождествляет «царизм», «самодержавие», «самовластье». Спрашивается, зачем в русском языке три разных слова для обозначения одного и того же понятия? В действительности три этих слова обозначают три качественно различных понятия: «царизм» — монархический (династический) способ правления; «самовластье» — авторитарный режим, опирающийся на подданных, за которыми отрицает право вмешиваться в вопросы управления государством; «самодержавие» — изначально государственность, свободная от прямого или косвенного, т.е. неосознанного ею, внешнеполитического диктата, это русское слово, аналогичное украинскому «самостийность».

Погромщик Н.Эйдельман, отождествляя их, сужает понятийную базу Великого Русского языка. Это геноцид в отношении русской национальной культуры. Делает это Н.Эйдельман по недомыслию , т.е. по причине своего рода неполноценности , или же делает целенаправленно, это вопрос уже второй, но такого рода явления далее будут анализироваться часто.

Теперь же речь пойдёт об утрате Россией самодержавия, т.е. политической независимости.

Когда официальная историческая наука комментирует фактологию истории России, то она по известным ей причинам отступает от декларируемого ей же принципа рассмотрения «исторических явлений во всей полноте известных фактов». «Единая и неделимая» Российская империя была многонациональным государством, культурные общности, её населявшие, исповедовали все мировые религии. Игнорирование “наукой” этого факта не позволяет проследить историю развития многокультурного, многонационального вопроса в стране большинству её населения, но с другой стороны, это же игнорирование позволяет меньшинству эксплуатировать непонимание большинством населения этого вопроса и доводить существующие противоречия до разрушительного их разрешения (Карабах, Фергана [48]— это не разгул стихии, это управляемые трагедии; о сценаристах и режиссерах-постановщиках речь пойдёт дальше).

Товарищ Сталин в работе “Марксизм и национальный вопрос” [49](Ист. 5) рассматривает нацию как «прежде всего общность, определённую общность людей» (стр. 292) и выделяет признаки, по которым некую общность можно отнести к категории наций.

«…Нация — не расовая и не племенная, а исторически сложившаяся общность людей. (…) … нация — не случайный и не эфемерный конгломерат, а устойчивая общность людей. Но не всякая устойчивая общность создаёт нацию. (…) Чем отличается общность национальная от общности государственной? … тем, что национальная общность немыслима без общего языка, в то время как для государства общий язык необязателен. (…) Речь идёт, конечно, о народно разговорных языках, а не об официально-канцелярских.