К барьеру! (запрещенная Дуэль) - К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №3 от 19.01.2010

Еще одна непреодоленная сложность первоисточника - истолкование кровоточащей темы «жидовства» и, в частности, образа жида Янкеля. В фильме об этом - мимоходом, скороговоркой. Между тем, здесь Гоголем названа сила, глубоко враждебная не только православным запорожцам, но и католикам-полякам. В повести описано посещение Тарасом Янкеля: «Этот жид был известный Янкель. Он уже очутился тут арендатором и корчмарем; прибрал понемногу всех окружных панов и шляхтичей в свои руки, высосал понемногу почти все деньги и сильно означил свое жидовское присутствие в той стране. На расстоянии трех миль во все стороны не оставалось ни одной избы в порядке: все валилось и дряхлело, все пораспивалось, а осталась бедность да лохмотья; как после пожара или чумы, выветрился весь край. И если бы еще десять лет пожил там Янкель, то он, вероятно, выветрил бы и все воеводство».

Как же представлена эта вполне демоническая, коварная и могучая своей беспощадной, «высасывающей» силой личность в фильме? На экране Янкель (С. Дрейден) — трусоватый, не знающий границ в своем самоуничижении и пресмыкательстве перед Тарасом человек-червяк. Его лицемерная угодливость даже не маска, за нею не прочитывается ничего от «арендатора-корчмаря», который способен «выветрить и все воеводство». Актер играет в манере пародийного наигрыша, и образ обретает фальшивые и едва ли не карикатурные очертания.

Вся «еврейская тема» сведена к погрому винной лавки под крики казаков «топить жидову и всех шинкарей». Быть может, экранная скованность здесь вынуждена страхом перед гильотиной 282-й статьи нынешнего Уголовного кодекса (о пресловутом «разжигании»)?

Вмонтированы в фильм и вездесущие штампы голливудских блокбастеров, примелькавшиеся «экшн», без которых не обходится ни один нынешний боевик. Нам предъявлены и постельная сцена Андрия и панночки, и даже ее роды, от которых она скончалась. Придуманы В. Бортко и пришпилены к картине также и кадры с новорожденным (сыном Андрия!), над беззащитным тельцем которого мстительный дед (воевода, отец Эльжбеты) заносит саблю. И в этих сценах режиссеру изменяет элементарный художественный вкус.

Не раскрыто во всей глубине страшное предательство Андрия. Буднично, прозаически звучат с экрана его изменнические признания: «А что мне отец, товарищи, отчизна… нет у меня никого… ты моя отчизна» (обращаясь к панночке). А ведь перед нами уже не человек, а мерзкая нелюдь, для которой не существуют честь, совесть, родина. И только ли страстью к полячке объясняется его падение? Здесь - забвение веры, перерождение души, которые не враз же случились. Увы, исполняющий роль Андрия актер И. Петренко внутренне пуст, бездуховен и эмоционально бесцветен. На экране - статист, лицедей, меняющий костюмы, бесстрастный докладчик текста. Духовная драма персонажа им не раскрыта, не почувствована, а, может быть, и вовсе чужда его сознанию как «второстепенная». Иное дело - эффектным жестом вспороть бретельки на платье панночки. Но это уже из пошлых голливудских сериалов.

В. Бортко подробнейшим образом воспроизводит пытки и казни осужденных запорожцев. Хрустят кости, кромсается плоть, льются потоки крови, крупные планы искаженных муками лиц. Что за этими бесчеловечностью и жестокостью? Природная ненависть ублюдочной польской шляхты к москалям?

Львиная доля экранного времени отведена осаде и штурму польской крепости Дубно, в которой укрылись поляки. Внимание зрителей создатели картины приковывают к батальным эффектам, натуралистически детально показаны груды трупов, изуродованных в кровавых схватках. В таком, зрелищно выпуклом нагнетании гильотинного воздействия тушуются идейно-политические и религиозные смыслы борьбы двух непримиримых сил. Мотивы национально-освободительной войны казаков смазаны и теряются в череде броско поставленных военных эпизодов.

Все же «Тарас» оказался не по плечу В. Бортко. Способен ли ремесленник создать фильм как художественное откровение? На экране перед зрителями предстали цветасто раскрашенные картинки на заданную тему, иногда они срисованы с именитых творений наших живописцев-классиков. Не является ли Бортко в искусстве своеобразным «инвалидом», способным передвигаться лишь на «костылях», в качестве каковых оказываются известнейшие произведения отечественной литературы: «Идиот», «Собачье сердце», «Мастер и Маргарита», теперь вот «Тарас Бульба»? По диапазону творческих возможностей он режиссер-иждивенец, сальеризм его искусства бросается в глаза. Он - вечный «второй». Что ж, такие тоже нужны.

Бортко слывет русским человеком и даже патриотом. Соглашусь, русский, но с явственно обозначенной «точкой обрезания» в менталитете. После «Тараса» меня уже не поразило то, с какой исступленностью Бортко - в телевизионных дискуссиях и в печати - защищал проект 400-метрового архитектурного фаллоса, который предполагается возвести едва ли не в центре Петербурга, вблизи Смольного. Он не почувствовал душу и стиль Гоголя, не ощутил души и стиля северной столицы, для которой, как считает Бортко, якобы «нужны новые доминанты».

Однако и поблагодарим Бортко-кинорежиссера: сегодня мало, кто решится (да и мало, кому разрешат) озвучить с экрана бессмертные, прославляющие Русь строки главного произведения Гоголя.

Марк ЛЮБОМУДРОВ

…фильм «Морфий» петербургского кинорежиссера Алексея Балабанова шокировал публику на завершившемся 50-м Салоникском международном кинофестивале. Лента, показанная в секции «Дни независимости», является экранизацией автобиографического цикла рассказов Михаила Булгакова «Записки юного врача», снятая по сценарию Сергея Бодрова-младшего. Картина переносит зрителей в 1917 год - время революции, надежд и потерь. На этом историческом фоне разворачивается личная трагедия 23-летнего врача, который сталкивается с трудностями начала врачебной карьеры. Первый же его пациент умирает от осложнения дифтерии. Боясь того, что он сам может заразиться этим заболеванием, он просит медсестру сделать ему прививку. К вечеру у него появляется жуткий зуд в месте укола. Для обезболивающего эффекта медсестра Анна вводит ему морфин. Почувствовав облегчение от наркотического эффекта, доктор просит медсестру повторить инъекцию, а позже втайне начинает делать себе уколы сам. В то же время ему удается успешно провести несколько сложных медицинских операций, что приносит ему хорошую репутацию среди населения, но нервная нагрузка истощает его все больше. От этого он все чаще начинает употреблять наркотик... В фильме очень натуралистично показываются сцены ампутации и трахеотомии, и после одной из них женщине в зале стало плохо. Пришлось включить свет и вызвать врача, после чего показ картины был возобновлен. По окончании фильма ошеломленные зрители даже забыли по традиции поаплодировать его создателям. Юрий Малинов