Николай Зенькович - Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля

В январе 1935 года об этом не знали. Приговор Военной коллегии — смертная казнь для всех четырнадцати подсудимых, приведенный в исполнение через час после оглашения, — был встречен с одобрением. По стране прокатилась волна многочисленных митингов, собраний трудящихся, на которых гневно клеймили кровавое злодеяние зиновьевской банды, принимались резолюции в поддержку справедливой кары подлых убийц. Вряд ли у кого могло шевельнуться сомнение в причастности зиновьевцев к убийству Кирова — Сталин немало сделал для того, чтобы убедить общественное мнение и особенно партийные организации в незыблемости версии о террористической деятельности зиновьевцев. В то время, когда делегаты VII съезда Советов гоняли чаи у своих московских знакомых, кремлевская фельдсвязь развозила по республикам, краям и областям увесистые тома «Сборника материалов по делу об убийстве тов. Кирова». Это были протоколы допросов Леонида Николаева, других обвиняемых, свидетелей, которые принявший к своему производству дело об убийстве Кирова заместитель наркома внутренних дел СССР Я. Агранов регулярно направлял Сталину. Приехавшие в Москву депутаты уже успели познакомиться с отправленным 18 января на места в партийные и комсомольские органы, составленным лично Сталиным закрытым письмом ЦК ВКП(б) «Уроки событий, связанных с злодейским убийством С. М. Кирова».

В этом письме Сталин от имени ЦК партии обвинил всех бывших зиновьевцев в том, что они «стали на путь двурушничества, как главного метода своих отношений с партией… стали на тот же путь, на который обычно становятся белогвардейские вредители, разведчики и провокаторы». В письме давалась прямая директива об аресте зиновьевцев: «…в отношении двурушника нельзя ограничиваться исключением из партии — его надо еще арестовать и изолировать, чтобы помешать ему подрывать мощь государства пролетарской диктатуры». Изложенные Сталиным в закрытом письме установки вызвали грубейшие нарушения законности, которые привели к массовым репрессиям не только бывших оппозиционных групп, но и руководящих кадров и ни в чем не повинных людей.

Еще в декабре 1934 года в Москве арестовали и этапировали в Ленинград Евдокимова, Бакаева, Шарова, Куклина. После зверских избиений резиновыми дубинками они «признались», что составляли ядро так называемого «Московского центра». После того, как за Зиновьевым и Каменевым захлопнулась дверь арестантской камеры, страх поселился в тысячах квартир. Словно черная кошка пробежала между людьми, которые еще вчера ходили друг к другу в гости, дружили семьями, вместе проводили выходные дни. На смену прежним открытости и дружелюбию пришли скрытность, недоверие, подозрительность.

Пот прошибал от таких откровений. Наслышавшись о замаскированных двурушниках, с опаской посматривали на ленинградскую делегацию. Она держалась особняком. При регистрации к ней не бросались, как прежде, фотокорреспонденты, отдавали предпочтение совсем уж малоизвестным городам. Кто-кто, а газетеры первыми чувствуют конъюнктуру, нос по ветру держат. По гостинице, где жили делегаты съезда, прошелестел слушок: подготовлено решение ЦК ВКП(б) о выселении из города тысячи ленинградцев. Нет, их не постигнет участь арестованной после 1 декабря 1934 года тысячи несчастных, которым предъявлены обвинения в причастности к контрреволюционной деятельности. Новой тысяче жертв пока отказано в праве жить в Ленинграде, уж больно она неблагонадежна. Делегатов из Ленинграда стали еще больше обходить стороной, на них, не имевших ни малейшего отношения к драме, разыгравшейся в Смольном, тем не менее падали отблески тайны, следы которой напрасно надеялись увидеть на их лицах простодушные провинциалы.

И только один-единственный раз у ленинградцев, кажется, отлегло от сердца. Случилось это в день открытия съезда. Закончилось заседание коммунистической фракции, до открытия съезда оставалось немного времени. Все двинулись в буфет. Ленинградцы были возбуждены. Сияя улыбками, обсуждали какую-то, явно обрадовавшую их, новость. Вскоре за ближними столиками узнали: прекращено следствие по факту гибели Борисова, охранника Кирова. Освобождены взятые под стражу второго декабря 1934 года работники НКВД, которые должны были доставить Борисова на допрос к Сталину. Внезапная смерть человека, охранявшего Кирова в момент его убийства, а также обстоятельства, при которых погиб Борисов, вызвали подозрения о том, что последний мог быть убит заговорщиками, а авария автомашины, на которой его везли к Сталину, инсценирована. Как известно, в пути следования автомобиль неожиданно съехал с проезжей части дороги на тротуар, где ударился о стену дома. При этом Борисов, сидевший в кузове, получил травму черепа и, не приходя в сознание, скончался.

Все, кто ехал в старом грузовике (другой машины просто не оказалось под рукой) с Борисовым, были арестованы. Их допрашивали лично Ежов, Агранов и Косарев. Однако ожидаемых признаний в убийстве Борисова не последовало. Водитель Кузин и сидевший рядом с ним оперуполномоченный Малий не отступали от первоначальных показаний, согласно которым автомашину во время движения резко бросило вправо, она выехала на тротуар и ударилась правой стороной о дом, в результате чего и погиб Борисов. Это же подтверждал сотрудник УНКВД Виноградов, сидевший с Борисовым в кузове автомашины, а также постовой милиционер Крутиков, который находился вблизи и являлся очевидцем происшествия. В пользу арестованных свидетельствовали и данные технической экспертизы, согласно которой причиной аварии явилась неисправность передней рессоры. Судебно-медицинское заключение также констатировало возможность получения травм черепа при автопроисшествии.

Значит, смерть наступила в результате автомобильной аварии, причиной которой была неисправность грузовика? Значит, заговора с целью убрать охранника, который, возможно, тоже был втянут в преступную зиновьевскую группу, не существовало? Вздох облегчения готов был вырваться из груди ленинградцев — Малий, Кузин и Виноградов освобождены из-под стражи, подозрения отметены, «сообщников» искать не будут, волна арестов не коснется новых людей. Но не тут-то было. Напрасно тешила себя надеждами ленинградская делегация. Пройдет всего два года с небольшим, и в июне 1937-го Кузина, Малия, Виноградова и других, кто имел отношение к доставке Борисова в Смольный, где его ждал Сталин, вновь арестовали. После жестоких избиений Кузин показал, что Малий вырвал у него руль автомобиля и направил машину в здание. На первых допросах Малий и Виноградов отрицали это, но после пыток не выдержали и стали говорить, что авария была совершена умышленно по заранее разработанному плану с целью убийства Борисова. В суде Виноградов отказался от этих показаний и стал отрицать свою вину в гибели Борисова. Тем не менее Виноградов, Малий и другие работники НКВД, хоть в какой-то степени причастные к тому злополучному рейсу, были расстреляны. После XX съезда партии возникли подозрения, что таким образом Сталин заметал следы и убирал всех свидетелей убийства Кирова, организованного органами НКВД по прямому указанию вождя всех времен и народов. Как бы там ни было, но факт остается фактом: смерть Кирова обошлась репрессиями 90 тысяч наших сограждан только в Ленинграде и области.