Николай Зенькович - Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля

Дальнейший путь был еще более трудным — по висячим мостам, таившим смертельную опасность, по непроходимым перевалам. Группа таяла на глазах: люди заболевали, оставались в прилепившихся к склонам гор саклях, которые изредка встречались обессиленным путникам. Попытка пробраться в Грузию успехом не увенчалась — перевалы оказались непроходимыми. Пришлось укрываться в горах Ингушетии до начала лета, покуда на горных тропинках не растаял лед. Только в начале июня 1919 года Орджоникидзе добрался нелегально в Тифлис. Оттуда через Баку вел единственный путь, которым можно было попасть в Москву, если бы ему удалось пробраться через контрреволюционное Закавказье и Каспийское море, где хозяйничали англичане. Бакинские большевики, руководимые Микояном, и организовали переправу Орджоникидзе водным путем.

Ночью баркас, на котором находились Серго с Зинаидой Гавриловной, Камо, Джапаридзе и другие, отчалил от бакинского берега и вышел в море. Тринадцать суток длился переход под нестерпимым зноем, в полуголодном состоянии, в ежеминутном ожидании появления боевого судна белых. Мореплавателей едва не постигла участь 26 бакинских комиссаров: в одно утро баркас оказался около Красноводска! Судно моментально повернули в море, в сторону Астрахани, избегнув встречи с англичанами. В дороге иссякло продовольствие. Особенно мучила жажда — запас пресной воды был исчерпан до последней капли. И все же они благополучно доплыли до Астрахани. Здесь Орджоникидзе впервые встретился с Кировым, здесь у них завязался узел той большой дружбы, которая не прерывалась все последующие годы совместной работы. В кремлевской квартире Орджоникидзе была даже специально отведенная для Сергея Мироновича «кировская» комната, в которой он всегда останавливался, приезжая в Москву.

В жизни этих людей много параллелей. Вместе устанавливали в Закавказье Советскую власть. Оба ушли из жизни при загадочных обстоятельствах. И похоронены рядом у Кремлевской стены. Перст судьбы или своеобразный умысел? И последняя новость, зловещий апофеоз, что ли, — памятники обоим под улюлюканье толпы сняты одновременно с площадей Тбилиси летом 1990 года. А ведь 25 февраля 1921 года, в день, когда красное знамя Советской власти взвилось над Тбилиси, восставшие грузинские рабочие и крестьяне — деды и отцы негодующих демонстрантов — с ликованием встречали своего героя-земляка, пришедшего им на помощь во главе красноармейских полков. Не одно поколение кавказцев искренне восхищалось Серго, а что касается современников, то они едва успевали следить за его стремительным восхождением по крутым ступеням высших эшелонов партийной и государственной власти. Председатель Центральной Контрольной Комиссии ВКП(б), заместитель Председателя СНК СССР и нарком РКИ, председатель Высшего Совета Народного Хозяйства. И, наконец, после реорганизации ВСНХ — нарком тяжелой промышленности. Под его началом все стройки, все заводы, недра и леса от реки Урал до Заполярья и Кавказского хребта, от Приазовья до озера Балхаш. И вот перечеркиваются несомненные заслуги этого человека, возобладали только черные краски. Напрочь забыты его бешеная энергия и настойчивость, блестящий организаторский талант, прямота и непоколебимость. А между прочим, американский консультант, проработавший более пяти лет на Днепрострое, не скрывал своего восхищения фельдшером, возглавлявшим экономику всей страны. «Его умение схватывать детали, его понимание проблем, которые в большинстве своем были новы для него, поистине феноменальны!»

С той же безбрежностью, с какой восхваляли и превозносили, ниспровергали и топтали. Еще совсем недавно называли полководцем сотен выдающихся хозяйственных побед, величайшим строителем новых индустриальных районов, создателем металлургических и авиационных гигантов. А позднее тот же Юлиан Семенов, рассказывая об организованной Орджоникидзе в Политехническом музее в преддверии XVIII съезда партии выставке «Наши достижения», истинными авторами этих достижений называл заместителей, арестованных в страшные годы террора. Не навеяно ли это утверждение впечатлениями от недавно узнанной читателями версии А. Орлова, согласно которой Орджоникидзе боролся за сохранение жизни своих ближайших соратников из чисто прагматических соображений, ибо его образование исчерпывалось фельдшерскими курсами, и руководить промышленностью без помощи того же Пятакова он не мог? Среди «командиров социалистической индустрии» и партийных деятелей, пишет А. Орлов, было известно, что фактически руководителем тяжелой промышленности и душой индустриализации являлся Пятаков. И Орджоникидзе якобы понимал это. «Чего вы от меня хотите? — будто бы спрашивал он Пятакова. — Вы знаете, что я не инженер и не экономист. Если вам данный проект представляется хорошим, я под ним тоже подпишусь обеими руками и вместе с вами буду бороться за него на заседании Политбюро!»

Юрий Пятаков, несомненно, был одним из самых одаренных людей в большевистской партии. Когда свершилась Октябрьская революция, ему было двадцать семь лет. Тем не менее за его плечами было уже двенадцать лет революционной деятельности. О том, сколь высоко Ленин ценил Пятакова, можно судить хотя бы по тому, что он упоминается в его «завещании», где названо всего шесть имен наиболее крупных партийных деятелей. Пятаков и Бухарин отнесены там к числу самых выдающихся молодых, а в отношении Пятакова добавлено, что он человек несомненно выдающейся воли и выдающихся способностей, но слишком увлекающийся администраторством.

Пятаков после революции занимал должность главного комиссара Государственного банка, был первым председателем Совнаркома Украины, возглавлял Главэкономсовет. В 1931 году Сталин назначил его заместителем наркома тяжелой промышленности — на первые роли выпускать опасался, не забыл участия в троцкистской оппозиции во второй половине двадцатых годов. А. Орлов, который хорошо знал Пятакова, метко назвал его российским вариантом Дон Кихота. Своего испанского собрата он напоминал уже внешностью — долговязый, высокого роста, с редкой рыжеватой бородкой, в плохо сшитом костюме со слишком короткими рукавами. Худоба и болезненная бледность происходили из-за интенсивной работы и недостаточного питания. У Пятакова не было личной жизни, он не принадлежал себе. Раньше трех часов ночи никогда не покидал кабинета. Его рабочий день был так заполнен, что и обедал-то он не чаще двух-трех раз в неделю.

Столь пристальное внимание к личности Пятакова объясняется тем, что новейшими исследованиями установлена тесная связь между последними днями взятого под арест первого заместителя Орджоникидзе и его собственной загадочной кончиной. Кстати, версия о самоубийстве, официально опровергнутая Хрущевым в 1956 году, окончательно не отброшена и до сих пор имеет своих сторонников. Одним из них является Ю. Калабухов. В начале 1991 года он опубликовал в журнале «Молодая гвардия» свою гипотезу смерти Орджоникидзе.